в ответ. Он это умеет – болтовня клиента, искренне и полуискренне. Ему потребовалось всего двадцать пять лет, чтобы обрести правильный тон.
– Так что у нас сегодня?
Он поглядел на нее вверх в зеркало. Высокая девушка, очень короткая стрижка, которая на самом деле ему не понравилась. Придает ее лицу угловатость. Но кто он такой, чтобы судить? Он и к собственным волосам равнодушен. С Келли можно было не напрягаться, она быстро усвоила, что он не любит, чтобы его спрашивали, как он отдыхал.
Когда он сразу не ответил, она сказала:
– Дадим себе волю и точно повторим то же, что в прошлый раз?
– Отличная мысль. – То же, что в прошлый раз, и в будущий, и в следующий за будущим.
В салоне царила непринужденная атмосфера палаты для выздоравливающих, где ни у кого ничего серьезного нет. Тем не менее она его не угнетала: опасения социального характера давно ушли в прошлое. Небольшие триумфы зрелости. «Итак, Грегори Картрайт, отчитайся нам в своей жизни по сей день». «Ну, я перестал бояться религии и парикмахеров». Он так и не присоединился к крестоносцам, чем бы они там ни были; он увернулся от жаркоглазых мессий в школе и университете; теперь он знал, что делать, когда по воскресеньям звонили в дверь.
«Ну, вот и Бог, – говорил он Элли. – Я открою». И на крыльце обнаруживалась подтянутая вежливая парочка, часто кто-то один в черном, иногда в сопровождении обаятельного ребенка и с неоспоримым зачином вроде: «Мы просто обходим дома и спрашиваем людей, тревожит ли их положение в мире». Фокус заключался в том, чтобы избежать правдивого «да» и напыщенного «нет», ведь тогда они получали багор, чтобы зацепить вас. А потому он одаривал их улыбкой домовладельца и делал переброску на от ворот поворот: «Религия?» И прежде чем они успевали сообразить, будет ли верным отреагировать на его безапелляционную отгадку твердым «да» или «нет», он завершал беседу энергичным: «Удачи у следующей двери».
Собственно говоря, ему даже очень нравилось, что волосы ему моют, но все остальное было просто избитым процессом. Телесные соприкосновения, неразрывная часть всего нынешнего, доставляли ему лишь слабое удовольствие. Келли ненароком прижимала бедро к его предплечью или задевала какой-нибудь другой частью тела, а излишне одетой она не бывала никогда. Раньше он бы подумал, что все это предназначено ему, и был бы благодарен простыне, драпировавшей его от паха до колен. Теперь это не отвлекло его от «Мари-Клер».
Келли рассказывала ему, что устраивается на работу в Майами. На туристических теплоходах. В плавании пять дней, неделю, десять дней, а потом отпуск на берегу тратить заработанные деньги. У нее там подруга. Вроде бы лучше некуда.
– Волнующе, – сказал он. – И когда вы уезжаете?
Он думал: в Майами же разгул насилия, так ведь? Стрельба. Кубинцы. Извращения. Ли Харви Освальд. Будет ли она в безопасности? Ну а сексуальные домогательства на туристических теплоходах? Она же миловидная девочка. Прошу прощения, «Мари-Клер», я подразумевал «женщина». И все-таки, по-своему, девочка, раз пробуждает такие полуродительские мысли