других,
Не многим стра́ннее. Их много,
Язык народный наш остёр:
Давали имена и клички.
Традиций бремя с давних пор
Несём и ныне по привычке.
Дитя своё хохлушка-мать
Качала, словно берегиня,
Любила нежно называть:
«Голу́бый мой!» – малютку сына.
И кто же знал, что извратят
Начальный смысл, что от истока,
«Петух», «козёл» порой звучат
Двусмысленно в устах порока…
Теперь знаваться с Голубых –
Объектом сделаться насмешек.
Рабы гулаговской судьбы
Смысл изменили: свят на грешен,
Пиарит Запад «голубых»,
Бисексуалов, лесбиянок,
Свихнулся мир, про всё забыв,
Нет в нём устоев, прежних рамок.
Забыта вера и мораль,
Горбатых выправит могила.
Язык не хочется марать…
Но грязь – сойдёт с России милой.
02. 05. 2013 г.
* * *
Куда бежишь ты, человек?
Уж не за смертью ли бежишь?
Умерь слегка ретивый бег,
Длиннее, может, станет жизнь..?
А, впрочем, нет − беги, кружись,
Когда быстрее этот бег,
То содержательнее жизнь
И продолжительнее век!
2009 г.
Юродивый России
«Ксанф, выпей море»,5 − говорю себе, −
Таких в России жалобщиков много,
Кто недоволен, хоть его убей,
Ворчит на власть, что нам «дана от Бога»…
А если наша власть – временщики? −
Кощунственным сподобился вопросом.
Радеть за нас богатым не с руки,
«Мешаем» жить порой счастливым боссам.
Поэты – вечно «баламутят» люд,
За истину бороться призывают,
Из рук не лижут их заморских блюд,
Хотя и сыты сроду не бывают.
Поэт чинуше – вечный антипод,
Он совестлив – «юродивый» России,
«Страна рабов» − ещё – «страна господ», − 6
Однажды бросил Лермонтов в бессилье.
Властям же – мало, тащат всё подряд:
Пшеницу за границу, нефть задаром.
В народе не без боли говорят:
«Как будто снова платим дань татарам».
«Своих» воров терпеть – не привыкать.
Цари, генсеки лгали, президенты…
Чего ещё нам ждать, кого искать?
Заступник, отзовись, родимый, где ты?!
Уж море водки выпил наш народ,
Какой там Ксанф, я с горя тоже выпью.
И фигу пожую, как бутерброд,
Да покричу в тоске болотной выпью.
31. 01. 2014 г.
Гвоздь в голове
Вот лежу я в комфортной коробке:
пол и стены, вверху потолок.
Мы живём, словно в банке селёдки,
обустроив себе уголок.
Потолок надо мной – чей-то пол он,
сверху ходят по мне в туалет…
И весь дом наш такими же полон –
муравейник, покоя в нём нет.
Тащат что-то по центру, по краю,
как улитки, в скорлупку свою,
строят