лежала в постели и молча смотрела в потолок.
Не помню, что происходило вокруг меня, тогда мне до этого не было никакого дела. В голове звучали слова Джарета: «Твоя мама не приедет» и «Единственное оправдание, которое заслуживает прощения, – это смерть».
…Когда-то давно я уже слышала что-то в этом роде. Мама кричала на отца во время их очередной ссоры. Тогда и прозвучала очень похожая по смыслу фраза: «Если ты не сделаешь того, что мне пообещал, только смерть будет твоим оправданием!» Не знаю, о каком обещании тогда шла речь, но эти слова врезались в память. Взрослые вообще всегда считают, что дети не понимают и половины из их разговоров. Не понимают и не запоминают. «Ну что ты можешь помнить из того, что мы говорили в твоем присутствии, когда тебе было три года?», например. Или: «Ты же тогда была маленькой, рисовала/играла/читала/лепила и ничего не слышала». Да и вообще, «ты же была совсем еще безмозглой, что ты могла понимать?!»
Лежа пластом в постели, я не оплакивала маму, а почему-то вспоминала именно тот давний случай. Так вот, когда я была, по словам моей мамы, совсем еще безмозглой, я очень хорошо запомнила, как ругались родители. Скандалов было много, но этот оказался последним. Папе в очередной раз досталось из-за его мотоцикла, и друзей, с которыми он гонял на треке. Он был профессиональным гонщиком, настоящим мастером, мог такое вытворять на своем мотоцикле, что все вокруг только удивлялись и восторженно аплодировали. Но довольно часто он уезжал именно по вечерам, а мама вдогонку ругалась на него. Она всегда была чем-нибудь недовольна, но чаще всего её упреки сводились к нехватке денег…
В тот вечер папа вышел из дома, не обращая внимания на звучавшие ему вслед проклятия, поцеловал меня в макушку и пошел к мотоциклу. Я села на верхнюю ступеньку веранды, чтобы посмотреть, как он уезжает. Он завел двигатель…
Я помню грохот и вспышку света, которые напугали меня настолько, что я убежала в дом и спряталась в шкафу своей комнаты…
Спустя какое-то время после смерти отца, я увидела маму, сидевшую в кресле на веранде нашего дома с пачкой документов в руках. Она обмахивалась бумагами, как веером, и улыбалась, глядя на небо. Заметив меня, она приподняла одну бровь и сказала, продолжая улыбаться:
– Твой отец оказался не таким уж бесполезным, как я думала. Он застраховал свою никчемную жизнь. Мы получим много денег. Хотя бы после смерти сдержал свое обещание и сделал меня богатой! Надо было ему раньше взорваться на своем паршивом байке! Мерзавец, мне так долго пришлось этого ждать!
И она рассмеялась.
Я стояла перед ней на веранде, крепко обнимая старого потрепанного оранжевого плюшевого медведя с красным в белую клеточку бантом на шее – игрушку еще из папиного детства, которую он мне вручил как свое главное сокровище. Смотрела на нее и слушала, как она радостно смеется, и не понимала, почему она вдруг начинает расплываться, а вокруг нее появляются и сливаются в разноцветный ореол сверкающие солнечные блики. То, что я видела, было потрясающе красиво, и эта красота заставила меня в очередной раз застыть столбом.