ощущений, и от этого невыносимого чиркающего звука.
Наблюдать за огнём можно бесконечно, особенно когда пламя извивается и покачивается под стук колес. Это одновременно ужасное и завораживающее зрелище, поглощающее и успокаивающее, испепеляющее и возрождающее, затягивающее в бездну и придающее сил. А если закурить и добавить дыма… Уверена, девушка у противоположной двери чувствует себя также, я ведь вижу её отражение, хоть и не смотрю на неё. Она также держит в руках зажигалку с танцующим огоньком и выдыхает на нее дым сигареты. Интересно, у неё тоже есть какие-то мучительные сны? Или мысли? Может, стоит поговорить? Мне кажется, что я её знаю, видела днем, возможно, мы даже едем в одном купе. Но я настолько рассеянная, что никогда не запоминаю людей, даже если сталкиваюсь с кем-нибудь нос к носу несколько раз в день. Это лишняя информация, которая не нужна моей и без того слишком замороченной голове.
Очень интересный эффект получается, когда смотришь на свое отражение в одном зеркале через другое. Вот ты, а там – удивительно! – снова ты, но уже немного в другом ракурсе, и тот «ты» тоже смотрит на свое отражение уже в третьем зеркале, которое есть не что иное, как отражение первого… И так до бесконечности, вернее, до той бесконечности, которую ты можешь увидеть… Вот так же и сейчас: двери напротив, отражения в стеклах, и уже невозможно понять, кто есть кто, где я, где моё отражение, где посторонняя девушка, но кто-то из бесконечных нас оборачивается и заводит разговор, в котором нет никакого смысла, но значение которого проникает глубоко в подсознание и надолго оставляет свой след.
* * *
Утром ночные бредни забываются, и можно с лёгким сердцем наблюдать, как за окном вагона проносятся, сменяя друг друга, большие и маленькие города, леса и поля. Я постепенно успокаивалась: поезд всё дальше увозил меня от того места, где я провела почти всё своё детство. Колёса стучали то быстрее, то медленнее, но мне всё равно казалось, что они монотонно, хоть и немного неравномерно, отсчитывают каждое строение, дерево и каждый столб, мимо которых мы проезжали: раз–два, три–четыре, пять–шесть… И с каждым звуком на душе становилось немного легче, словно постепенно разжимались тиски.
Восемь лет, которые я провела в школе Гарольда Кроуфорда, казались мне сейчас целой вечностью, безвозвратно изменившей мою жизнь. Иногда я думаю, что всё могло бы быть иначе, если бы мама не отвезла меня туда. Наверное, все остались бы живы: и мама, и директор, и остальные. И в моей душе не поселился бы этот вечный страх, постоянное мрачное ожидание чего-то ужасного…
На одной из станций, когда я разглядывала в окно чистый немноголюдный перрон возле маленького аккуратного здания вокзала, мне очень захотелось выйти и остаться жить именно в таком небольшом тихом городке. Но я сдержала порыв – надо ехать дальше, ещё дальше, тем более, что у меня наконец-то появилась надежда затеряться или, по крайней мере, немного запутать следы. Девушка из тамбура, с которой мы разговорились