и в люльку.
Анатольич с грустью отказался, сославшись на возраст, а я, разумеется, согласился.
В вагоне-ресторане мы встретили Толика, чрезвычайно обрадованного нашим появлением – взяли пива, присели за свободный столик, разговорились, и все бы ничего, да только спустя полчаса выяснилось, что пить уже категорически нечего, а общая жажда праздника все ещё не утолена.
– У меня в купе вино есть,– сообщил Толик.
– Тащи.
– Если уйду, то есть риск, что уже не вернусь.
Пошли, стало быть, вместе.
Ну а дальше мир стал мягким, как суфле, таинственным, как сон шизофреника, и потрясающе незапоминающимся, как параграф из учебника по высшей математике. Толик и Февраль куда-то пропали, зато появился заспанный проводник, которого я тряс за плечо, в ожидании ответа.
– Стоянка пятнадцать минут, но я не советовал бы вам…
Перрон, сладковатый и свежий ночной воздух, я курю, тщетно стараясь сфокусировать взгляд на расплывающихся предметах – фонарный столб, синий бок вагона, окно вокзала, какой-то ларек… И надо всем этим – музыка. Величественная, прекрасная музыка. Кажется, Малер.
– Заходите в вагон, сейчас поедем,– долетает до меня голос проводника из соседней вселенной.
– Ага,– я киваю,– а ты музыку слышишь?
– Слышу.
– Как, и ты тоже?!
– Тоже.
– вот прямо сейчас?!
– Прямо сейчас. Заходите в вагон и коллег своих поторопите.
– Каких коллег?
– Тех, у ларька.
Я покорно, пошатываясь, как мне кажется, на ветру, дохожу до ларька. Действительно, коллеги – Ярослав, он же Ярик, с трудом удерживающий себя на ногах, перегнулся через прилавок и на вытянутой руке держит под ухом у пасмурноликого продавца телефон, из динамиков которого льется монументальная симфония.
– Это Малер, понимаешь?– втолковывает продавцу Ярик,– Малер, блядь! Гений, сука!
Я беру Ярика под локоть, тащу назад, к вагону, попутно слушая лекцию о великом, сука, наверное даже величайшем, так его перетак, композиторе.
А дальше – пробел. Черная дыра. Вакуум.
И голос будиста Шуры:
– Солист пропал, понимаешь? Это катастрофа!
– Какой солист, Шурка?– нехотя возвращаясь к реальности, бормочу я.
Оглядываюсь по сторонам – ага, я все ещё в поезде, все ещё куда-то еду…
– Как, какой? Да пианист, с которым мы Баховский ми мажорный концерт играем завтра.
– Куда пропал?
– Скорее всего сошел на прошлой станции, и все, с концами.
– Так,– я озадаченно почесал затылок, попробовал отыскать в голове хоть одну рациональную мысль, не нашел, расстроился,– и что делать будем?
– Нужно к инспектору идти.
Опять вагонные коридоры, опять вежливое постукивание костяшками о дверь чьего-то купе… Хотя, почему это – опять? К кому это я уже стучался? Ладно, после разберемся.
Инспектора