покончить с прошлым и вести в этом городе спокойный образ жизни. Я не застал в живых ни отца, ни матери, а наследством моим управлял один старичок-родственник, который отчитался передо мной так, как это делают все опекуны; коротко говоря, мне досталось всего-навсего три тысячи дукатов, что не составляло, быть может, и четвертой части моего состояния. Но что тут поделаешь? Я ничего не выгадаю, если затею с ним тяжбу. Чтоб не пребывать в праздности, я купил должность альгвасила, которую отправляю так, точно всю жизнь ничем другим не занимался. Мои теперешние сотоварищи, вероятно, воспротивились бы из приличия принятию меня на службу, если б проведали о моем прошлом. Но, к счастью, оно им не известно или они делают вид, что его не знают, а это в сущности одно и то же. В этой почтенной корпорации всякий заинтересован в том, чтоб скрыть свои дела и поступки, и, слава богу, никто не смеет попрекнуть другого, ибо самый лучший достоин повешения. Но теперь, друг мой, – продолжал Роландо, – мне хочется открыть тебе свою душу. Занятие, которое я избрал, мне не по вкусу; оно требует слишком большой щепетильности и таинственности: все дело состоит в том, чтоб обманывать ловче да незаметнее. Ах, как я жалею о своем прежнем ремесле! Моя новая профессия, правда, безопасна, но старая много приятнее и к тому же я люблю свободу. Меня так и подмывает отделаться от своей должности и в один прекрасный день дернуть в горы, которые находятся у истоков Тахо. Я знаю, что в этом месте есть убежище, где скрывается огромная шайка, состоящая преимущественно из каталонцев[64], а это само за себя говорит. Если ты согласен меня сопровождать, то мы пополним с тобой ряды этих славных героев. Я буду в этой шайке податаманьем, а чтоб тебе оказали хороший прием, подтвержу, что ты десятки раз бился бок о бок со мной. Я превознесу твою храбрость до небес и наговорю о тебе столько хорошего, сколько иной генерал не скажет об офицере, которого хочет повысить в чине. Но я, конечно, поостерегусь упоминать о твоей проделке: это может навлечь на тебя подозрение, и лучше о ней умолчать. Ну, что же, – добавил он, – хочешь мне сопутствовать? Я жду твоего ответа.
– У каждого человека – свои склонности, – отвечал я атаману Роландо, – вы рождены для смелых подвигов, а я для покойной и тихой жизни.
– Понимаю, – прервал он меня, – похищенная сеньора все еще владеет вашим сердцем, и вы, без сомнения, наслаждаетесь с нею той покойной жизнью, которую вы только что восхваляли. Сознайтесь, сеньор Жиль Блас, что вы обставили для вашей красавицы квартирку и проедаете вместе с ней пистоли, украденные в подземелье.
Я стал разуверять атамана и, чтоб вывести его из заблуждения, обещал рассказать за обедом все приключения этой сеньоры, что я и исполнил, сообщив ему заодно и все происшествия, случившиеся со мной после того, как я покинул шайку. К концу обеда Роландо снова завел речь о каталонцах. Он даже сознался мне, что твердо решил к ним присоединиться, и сделал новую