но результат оставлял желать лучшего. Московской модницей жена Лыкова не была, в миру появлялась редко и больше всего была озабочена судьбой единственного сына, в котором души не чаяла. Лыков же старался всячески быть на виду, благо дело сравнительно недавно заработанное состояние позволяло. Своим столом заправлял ловко, умел так дело справить, что и купцам подати были под силу, и царская казна пополнялась, ну и про собственный карман не забывал. Всеми этими сведениями Анну снабдила вездесущая Василиса.
Пока Анна вежливо поддерживала обязательный в этих случаях обмен учтивостями, Василиса исчезла. Маленькая служанка прекрасно знала свою часть задачи: разговорить дворню, попытаться войти в доверие к стряпухе, истопнику, конюху, ключнице и прочим важным людям, которым жизнь поместья зачастую была известна лучше хозяев. И кто, как не Василиса, обладал счастливой способностью налаживать мосты и обретать связи в рекордно короткие сроки в любом месте и с любыми людьми. Наконец, пришло время отвести верховную боярыню к братьям Альбинони. Разместили итальянцев в тереме, располагавшемся в верхней части боярских хором. Сначала ее провели по просторным и теплым сеням, связывавшими терем с остальной частью дома. Потом она уже одна поднялась по дубовой лестнице с богатой резьбой и постучала в дверь. Итальянцы, предупрежденные слугами, уже ждали гостью.
– Проходите, боярыня Анна, – учтиво пригласил ее Луиджи, старший из братьев, и вежливо поклонился.
Анна уже встречала братьев во дворце, но первый раз ей представилась возможность увидеть соотечественников за работой. Она с интересом огляделась. Взгляд сам собой остановился на рисунке, развернутом на огромном обеденном столе рядом с небрежно свернутыми свитками. Снедаемая любопытством, она сократила обмен учтивостями, второпях расспросила братьев, довольны ли они жизнью у Лыковых, и попросила разрешения рассмотреть проект повнимательнее. Пухленький Луиджи только улыбнулся в ответ на такое неофициальное поведение Верховной боярыни и провел молодую женщину к столу.
Анна взглянула на рисунок и потрясенная замерла. Церковь была небольшая, но все ее части находились в такой гармонии, что, казалось, были нарисованы нечеловеческой рукой. Высокий расписной шатер дополнял картину. Ничего подобного она ни разу в жизни не видела. Талантом архитектора старший Альбинони сплел воедино и восточную узорчатость, и изысканность простого белого камня, и радостную песню позолоты.
– Разве возможно все это выстроить? – изумилась она.
– Лоренцо все рассчитал. А я привык полагаться на моего брата как на самого себя, – уверенно ответил Луиджи, развертывая перед боярыней густо испещренные странными формулами свитки, а Лоренцо, скрестив на груди руки, спокойно наблюдал за сценой, время от времени вставляя небольшие замечания. Голос Луиджи был хрипловатым и словно немного надтреснутым. Лоренцо же щебетал маленькой птичкой. Да и внешне походил на птицу: маленький,