на такой шаг.
Всё внутри Владислава затрепетало. Новое чувство, доселе невиданное, до сей поры непонятное, родилось в нём. Он силился понять-узнать, что это такое, но вместо всего ощутил, как нежная волна окутывает его душу неизъяснимой пеленой и он, сам того не ведая, взял Катаржину за руку.
Глава седьмая
Была зима. Еще первые дни декабря -холодные, но не морозные. Днем шел дождь со снегом, а ночью, над землей за окнами взыгралась метель. Порывистый ледяной ветер гнал снежинки, завивал их в воронку, жалобно завывал через щели глухим страшным шепотом, словно десятки призраков вышли из заточения, дабы исполнить свой последний пляс.
В комнате, однако, было тепло. Откинув одеяло, Владислав почивал в мягкой, уютной кровати. Спал он плохо, то и дело постанывая и ворочаясь во сне. И видел он в сновидении своем дядю Жозефа, которого так горячо любил. Архиепископ виделся ему совсем молодым, стройным и статным. Как будто стояли они друг напротив друга под сводами старинного, давно забытого храма, подпираемый массивными белоснежными колоннами, уходящими далеко-далеко в небо, а сквозь щели его струился завораживающий яркий свет. Владислав так и стоял, не произнося ни слова, он наблюдал. А отец Жозеф раскрыл бархатную ткань, в ней оказалась золотая книга. И архиепископ, осторожно взяв эту книгу, подошел к юноше, отдал ее ему, а потом развернулся и стал удаляться в простор, раскрывшийся в лучах яркого света. Влад заплакал, он хотел было ринуться следом за дядей, но не мог даже пошевелить рукой, и тогда он закричал ему вслед:
– Не уходи, не покидай меня! – но сероватый силуэт медленно растворился в бескрайнем просторе.
Владислав резко проснулся. Вся подушка была мокрой от слез. Оказалось, он плакал наяву, не чувствуя этого. В каком-то полутрансе, не понимая до конца где находится, юноша машинально, повинуясь привычке, добрался до спальни родителей и без стука вбежал туда. Мать и отец почивали, но Бронислава чутьем материнским осознала, что сын рядом, пробудилась, а за ней и Станислав. Две пары глаз в недоумении глядели на сына – бледного, с покрасневшими от слез глазами, испуганного.
– Что случилось, Влад? – не своим голосом крикнул отец и это-то заставило юношу окончательно прийти в себя.
– Дядя… дядя Жозеф умер, – чужим, словно замогильным голосом ответил Владислав и посмотрел над головами родителей куда-то в пустоту.
«Господи», – прошептала Бронислава, перекрестившись, она всегда верила сыну, в глубине души смирившись с его избранной непохожестью. Станислав вскочил с кровати и, подбежав к юноше, затряс его за плечи, неистово воскликнув:
– Что за шутки, Владимир? Ты окончательно сошел с ума, да? Отправить бы тебя в сумасшедший дом, чтобы ты более не беспокоил нас такими выходками. Смотри, мать довел до слез.
– Станислав, прошу, не говори таких слов. Он же наш сын! – с мольбой в голосе промолвила женщина, всплеснув руками, золотые браслеты со звоном скатились до локтя.
– Молчи,