причина грусти брата в нем самом – разве мог он в этот миг быть счастливым?
Вечером, когда сероватый полумрак выполз из ущелий и окутал поместье тонкой темной вуалью, праздник закончился. Слуги расторопно убрали столы, унесли все в дом. Взрослые укрылись в беседке пить чай и кофе, а дети под пристальным взором гувернанток пошли почивать в теплые, мягкие кровати под воздушным альковом.
Владислав не спал. Он неотрывно глядел на Казимежа, лежащего на соседней кровати, и никак не мог понять, почивает тот или нет. Казимеж не спал: он то и дело закрывал веки, потом открывал их, блуждал взором по комнате, глядел в серый потолок, на котором в свете от уличного фонаря отпечатались глубокие тени деревьев. Владислав приметил, что брат что-то разглядывает, тихо спросил:
– Казимеж, Казимеж. Ты не спишь?
Тот отвернулся от голоса брата, кинул в ответ:
– Отстань.
– Почему? – не унимался младший.
– Я не хочу с тобой разговаривать и дружить с тобой не буду.
Тяжкий комок рыданий застрял в горле Влада, из последних сил он старался говорить спокойнее, не заплакать.
– Это из-за сегодняшнего дня? Из-за пианино?
– Я так и знал, что тебя любят больше! Я не хотел, чтобы ты родился, а сейчас я тебя ненавижу.
Недетские слова Казимежа больно ранили Владислава, и казалось ему, будто сердце его пронзило тысячи ржавых иголок. Крупные капли слез блеснули в его красивых глазах и, помедлив, он сказал:
– Казимеж, я завтра попрошу отца, чтобы он вновь полюбил тебя более меня. Прости, я все еще хочу дружить с тобой, потому что люблю тебя.
В коридоре раздались шаги – кто-то торопливо следовал к комнате мальчиков. Казимеж приложил палец к губам и закрылся с головой под одеяло, притворившись спящим. Влад последовал его примеру. Дверь открыла няня, до которой донесся слабый детский шепот. Она решила удостовериться, что мальчики спят, и когда она увидела закутавшихся в одеяла детей, со спокойной душой ушла. Казимеж и Владислав более не разговаривали друг с другом, обоим было тяжко: старший ревновал и завидовал, а младший никак не мог понять, за что к нему такая ненависть, что он сделал не так?
Следующим днем праздник продолжился. Теперь уже в большом зале, главным украшением которого явились мраморные колонны и большие зеркала в позолоченных рамах. Родственники Шейбалов танцевали армянские танцы. Играл патефон, женщины, мужчины и дети веселились. И вот хозяин дома – немолодой тучный мужчина с темным лицом и зелеными глазами именем Пасакис вышел в середину зала и громко объявил, что он приглашает всех мужчин, юношей и мальчиков на танец берд. Большинство с радостью поддержали эту идею и встали в один ряд; лишь Станислав, не любивший армянские танцы, остался сидеть рядом со своей родной сестрой Вандой.
– Почему ты не танцуешь с другими мужчинами? – поинтересовалась она.
– Потому