Все то правда, – со слезами на глазах отвечал ему мальчик, он обводил взором собравшихся, но никто – даже собственная мать, не желали вступаться за него.
– Сейчас уже поздно, тебе пора спать, – грозно говорил отец и тогда Хафия, по мановению его руки уводила плачущего Владислава в кровать, а в гостиной сгущалась давящая, зловещая тишина.
Глава третья
Ранним утром, по влажной от росы и оттого холодной, траве бежал, спотыкаясь, Владислав. Стебли травы переплетались между собой, между дикими цветами, а мальчик – слишком маленький для своего возраста, упорно прокладывал себе путь, то и дело раздвигая сплетения растений руками. Стебли скрывали его с головой, но дитя совсем позабыл о холоде утренней росы, об усталости; в голове была одна лишь мысль – дойти до конца, пройти тернистый путь, а там, на краю обрыва, узреть отца и брата. Владислав вышел на протоптанный пологий склон, карабкаясь, залез на вершину холма. Взору его открылась зеленая равнина – там где-то вдалеке внизу как на ладони простиралась от края до края долина, до самого горизонта, испещренная лентами речушек и зелеными лесами, а высоко – так, что захватывало дух – раскинулось над головой, над всем живым голубое небо, по которому плыли белые перистые облака. Мальчик расставил руки в стороны, будто собираясь взлететь, поднял лицо к небесам, зажмурив глаза от солнца: маленькая точка на фоне зеленого ковра. Сердце его учащено забилось, будто пытаясь вырваться наружу и взметнуть ввысь – туда высоко-высоко, парить-летать над всем, стать выше и дальше. И почувствовал тогда Владислав не чутьем внутренним, чем обладал сполна, а явственно – всем телом, кончиками пальцев, как свет входит в него, заполняет до краев нутро его, как растекается по жилам, насыщая кислородом каждую клеточку. Не сразу расслышал он голос брата, зовущего его, а когда очнулся от ощущений своих, увидел, как Казимеж, стоя подле отца, махал ему рукой, звал к себе.
– Влад, иди к нам, чего ты там один стоишь?
И вновь пришлось Владиславу спуститься в обычный-привычный мир людей, проснуться от мечтаний и неведомых дум. Медленно, переступая босыми ножками, он добрался до отца и брата, остановился чуть поодаль, как бы заранее очертив невидимую границу между ними и собой.
Станислав даже головы не повернул в сторону младшего сына: он был полностью погружен в работу, творчество – на большом белом листе, приколотым к мольберту, он старательно рисовал окружающий мир вокруг него. Казимеж с интересом, боясь пропустить даже малейшее событие, наблюдал за работой отца, Владислав же, отвернувшись от них, направился к обрыву, чувствуя, как сердце замирает от захватывающего духа.
– Влад, не подходи близко к обрыву, упадешь, – сказал ему отец, ни на секунду не прерываясь от работы.
Казимеж, понимая его и умея читать волю отцова без наказа, подошел к брату, за руку отвел от опасности. Владислав покорно двинулся за ним, мыслями оставаясь в своем – отличном от их мире.
Наконец,