хорошо знаете немецкий?
Владу не хотелось сейчас ни с кем общаться: боль в теле, усталость, слабость отнимали последние силы, но вопреки всему от ответил, ибо молчать не мог:
– Да, моя матушка научила меня говорить на нем, так как она сама родилась и выросла в Вене.
– Получается, ваша мама австрийка?
– Нет, ее родина Польша.
– О, ваша мать мудрая женщина, что учила вас иностранному языку. Это должно вам помочь, ведь к вам относятся все же лучше, чем к остальным пленникам. Я видел, как вы часто выступаете здесь переводчиком.
– Нет, вы не правы, – со вздохом проговорил Влад, унимая боль, – ко мне относятся также, как и к остальным, немцам все равно, сколько языков я знаю.
– Но вы отличаетесь ото всех, ибо производите впечатление умного и образованного человека. Можно поинтересоваться: кто был ваш отец?
– Мой отец, если, дай Бог, еще жив, профессор искусств, фотограф и художник.
Немец немного задумался, собираясь с мыслями, словно имел какую-то тайну, в которую хотел посвятить юношу. Наконец, после затяжного молчания он сказал:
– А знаете, ведь я тоже художник. Если желаете, я покажу вам, что я рисую в свободное время.
– Но как я увижу ваши картины?
– О том не беспокойтесь. Вы станете приходить ко мне в комнату убирать – ведь это легче, нежели капать траншеи и носить кирпичи, а уж я награжу вас. Вы согласны?
– Да, – с неуверенностью ответил Владислав, но рассуждать о том у него не было сил.
Вечером перед сном он поделился историей знакомства со Стасом. Мужчина, сняв тяжелую куртку, какое-то время сидел молча, уставившись в пол: уставший, похудевший, с запавшими щеками, он был не похож на себя прежнего, совсем другой человек.
– Не верю я этому немцу, все они одинаковые, – проговорил Стас.
– Почему? Ведь он помог мне. Скорее всего, он даже не офицер, а простой охранник.
– Делай как знаешь, но я предупреждаю тебя, что он за свою доброту потребует что-то взамен.
Спорить Влад не стал, в душе он надеялся на лучшее, верил, думал, что немец просто стебель, за который нужно держаться в бурном водовороте жизни. Пойманный в плен, кинутый вдали от дома и родных, претерпевая столько унижений, издевательств, горя, что готов был поверить любому, пойти за тем, кто хотя бы считает его человеком, таким же человеком – из плоти и крови.
Ранним утром, еще до рассвета, в темноте поляки строем шли на работы в лес, немец-охранник приблизился к Владиславу и знаком показал следовать за ним. Он привел его в свою комнату на втором этаже, сказал:
– Это моя комната, ты уберешь ее. Я оставлю тебя одного, к вечеру вернусь.
Охранник ушел, заперев дверь на ключ с внешней стороны, а Влад стоял посреди квартиры, не веря в происходящее, но радуясь тому, что остался один, в полной тишине. Он осмотрелся. Комната как комната, ничего лишнего: кровать