о почти энциклопедической образованности. Он отлично разбирался во всемирной литературе, истории, философии, музыке, живописи, экономике – в чем угодно.
Марти словно руководствовался замечательными словами, которые Вергилий обратил к изнемогавшему Данте:
«Встань! Победи томленье, нет побед,
Запретных духу, если он не вянет,
Как эта плоть, которой он одет!»
Измученный глодавшими тело болезнями, до предела изнуренный, истощенный, ослабевший человек, – не раз и не два говоривший друзьям, что давно уже не страшится смерти, видя в ней избавление, – Марти не только писал: он, в отличие от большинства поэтов, жил, как человек действия – действия, напряженного до предела.
Ибо, ко всему прочему, Хосе Марти, как известно, создал и до самой смерти возглавлял Кубинскую Революционную Партию.
Пусть не смущается читатель этим названием. Различие между «социальной революцией» и «революцией», связанной исключительно с борьбой за независимость родной страны, слишком велико, чтобы мысленно приравнивать Марти к печально прославленным «борцам за общественное переустройство». Мы уверены, что великий кубинец никогда не согласился бы пожать руку Оливеру Кромвелю, Максимилиану Робеспьеру или кому-либо из более поздних истребителей человечества, стремившихся «разрыть весь мир до основания».
Речь велась только о свободе от испанского колониального владычества. «Революцией» такое движение можно звать лишь ради вящего удобства и краткости.
КРП объединила множество кубинских изгнанников, селившихся тогда на атлантическом побережье САСШ, от Бостона до Ки-Уэста, а также на различных Карибских островах. Десятью годами неустанных трудов – с 1882 по 1892 – Марти сплотил эмигрантов, оживил в их сердцах любовь к отечеству. Он дарил надежду отчаявшимся и отвагу малодушным, а наиболее храбрых и способных делал своими ближайшими сотрудниками. Он занимался всесторонней подготовкой восстания, вникал во все большие и малые вопросы, ничего не оставляя без внимания и присмотра, заботясь обо всем, до мельчайших подробностей.
Будучи то и дело прикован к постели, Марти продолжал революционную работу безо всякого снисхождения к себе. Мануэль Педро Гонсалес (Manuel Pedro Gonzalez) пишет: «В конце земного пути он был настолько истощен и хрупок, настолько тонок – почти прозрачен, – что больше походил на призрак, нежели на живое человеческое существо».
Мандельштам говорил: смерть поэта – его последний творческий акт.
Увы, эти слова справедливы лишь в особых, редких случаях и только при соответствующих обстоятельствах – начисто «не-творческая», ужасная гибель самого Мандельштама служит первым тому примером. Но гибель Хосе Марти можно и впрямь рассматривать как последний творческий акт. Более яркого и впечатляющего завершения для подобной жизни и придумать было бы нельзя.
Перед смертью к нему словно вернулись давно и безостановочно