ты пропадал на этой неделе? – спрашиваю я. – Ты заболел?
– Нет. Я в порядке. – Джошуа снова выпрямляется, и выражение его лица становится непроницаемым. – Это из-за Суккота[16].
Су… что?
– Что, прости? – Я и правда ничего не поняла.
– Это еврейский праздник, – поясняет Джош.
Румянец стыда тут же заливает мое лицо. Ох ты боже мой!
– Меня освободили от уроков до следующего четверга, – продолжает он.
Я судорожно пытаюсь вспомнить все, что мне известно об этом празднике и том, как его отмечают в Нью-Йорке, но в моей голове пусто. Суккот… Разве на этот праздник берут отгулы? Ни разу не слышала. Когда я хмурюсь, Джош оживляется. Кажется, в его глазах отражается… что-то похожее на надежду. А затем он качает головой, будто я задала какой-то вопрос:
– Нет. Многие американские евреи не отдыхают в эти дни. Или берут отгулы всего на два дня.
– А тебя отпустили на целую неделю?
– Да, и к тому же в прошлую пятницу, хотя Йом-Кипур[17] начался после заката. И за день до Суккота.
– Но… почему?
Джош наклоняется вперед:
– Знаешь, ты первая, кого это заинтересовало.
Не знаю, что больше меня ошеломило: его обман или то, что он меня выделил. Я смеюсь, но даже мне этот смех кажется неестественным.
– И на какие еще праздники ты планируешь так отпрашиваться?
– На все, – улыбается Джош улыбается.
– И ты думаешь, тебе это сойдет с рук?! – восклицаю я.
– Ну, в прошлом-то году сошло, – хмыкает Джош. – Я единственный иудей в школе, и преподавателям неловко ставить под сомнение важность религиозных обрядов.
– Ты попадешь в ад. – Я смеюсь, но в этот раз искренне.
– Тогда хорошо, что я в него не верю, – легко парирует Джош.
– Точно. Ох уж мне вся эта еврейская фигня, – подхватываю я легкий тон беседы.
– Скорее уж атеистическая фигня. – Джош замечает мое удивление и подмигивает: – Только не передавай мои высказывания прессе. Папе нельзя терять голоса евреев. – Он закатывает глаза в притворном ужасе.
– Твой папа тоже не придерживается иудейских традиций? – с интересом спрашиваю я.
– Да нет, он как раз придерживается. И мама тоже. Они, как «истинные» верующие, посещают синагогу дважды в год. Но когда дело касается политики и СМИ, лучше всегда быть настороже.
Судя по тону Джошуа, он повторил слова, которые слышал от родителей, как минимум, тысячу раз.
Я замолкаю, а потом решаю сменить тему разговора.
– Слышала, твой отец хочет вновь баллотироваться в этом году. Должно быть, это странно.
– Не особо. В нашем доме всегда есть кто-нибудь, кто нуждается в агитации. Это беспокоит не больше занозы в пальце.
Я ожидала такой реакции. Мне всегда казалось, что его темная сторона – та, что пренебрегает правилами и манипулирует системой, та, что нашла свое выражение в мрачной татуировке на руке, – как-то связана с родителями. Но я знаю, что об этом расспрашивать не стоит. С Куртом