по необъятной поверхности, чтобы не упустить ни единого из прорывов, решетящих пошедшую сеточкой трещин завесу. Мир снова взорвался, расплёскивая надежду, когда женщина услышала в ответ голос рекомендованного ей главного врача отделения нейрохирургии, обещавшего помочь.
Клиника, куда перевезли пострадавшую, оказалась оснащена по последнему слову техники. Кремовые и светло-бежевые оттенки интерьера палаты интенсивной терапии, аппаратура в корпусах цвета топлёного молока. Внимательный и предупредительный персонал, в компетентности которого сомневаться не приходилось. Лечение проводили опытнейшие специалисты.
Женщина почти постоянно находилась при дочери, всё время спрашивая себя, что ещё сделать, чем пожертвовать, чтобы её девочка осталась жива и поправилась. Ответов не находилось. Длительные, почти безрезультативные процедуры превращали ожидание хоть чего-нибудь в пытку. Но неумолимые весы обстоятельств сохраняли равновесие, не пытаясь склониться в одну из сторон.
Её пригласили в кабинет заведующего отделением. Подозревая, что речь пойдёт о бессмысленности дальнейшего лечения и согласии на отключение аппаратов, поддерживающих жизнь дочери, женщина готовилась к сражению до последнего.
В кабинете сидели двое. Заведующий, лет пятидесяти, и его молодой коллега. Женщина присела на стул и, прежде чем обратиться к старшему, изучающе посмотрела на молодого доктора. Ей долго и обстоятельно объясняли тяжесть состояния её дочери, тщетность усилий, предпринимаемых специалистами и неотвратимость финала. Но, всё же сказали, что есть ничтожно малый шанс исправить положение. Весьма сложная и чрезвычайно опасная операция. Шансы на успех минимальны, но молодой коллега, по счастью, специализируется именно на таких случаях и принял приглашение клиники приехать из другого города, чтобы попытаться помочь пострадавшей.
Вся приготовленная оборона рассыпалась, как карточный домик от слабого дуновения. Полоски цветной фольги кружились в воздухе, отражая случайные лучики зеркального шара. Надежда ликом печального мима смотрела из-за воображаемой, но непреодолимой стены за порхающими бликами. Единственный прожектор высвечивал лицо врача, долго и обстоятельно объяснявшего женщине всю сложность предстоящей операции. Серебряные колокольчики с язычками из блестящего хрома раскачивались, заставляя вибрировать ультрамариновые и багряные нити, на которых были подвешены. Нити дрожали, как рояльные струны, рождая вокруг себя тёплое свечение.
В конце беседы молодой доктор сказал, что никаких гарантий он дать не в праве, но сделает всё возможное, чтобы вернуть дочь матери. Он внимательно посмотрел в глаза женщине. Черты его лица на мгновение поплыли, превращаясь в лицо шеф-мастера.
Двенадцать часов просидела женщина в коридоре у операционной, ожидая приговора судьбы. Иллари Таграт блаженствовал в мощном потоке надежды, мольбы