твои лучшие годы – говорили они. Будешь потом вспоминать – говорили они. Ага, как же. Было бы, что вспомнить в этом муторном захолустье. У Марии давно зрела простая девичья мечта: уехать отсюда, куда-нибудь поближе к цивилизации. Но контуры этого желанного будущего, по ряду причин, пока оставались далёкими и размытыми.
Щупальца ядовитого цветневого1 солнца пробились сквозь бреши в занавеске и залили комнату на втором этаже особняка фигурными линиями и пятнами, повторяющими узоры на полупрозрачной ткани. Оконце всю ночь было приоткрыто, и дальше спать под лай соседских собак и надсадный клёкот петухов, было решительно невозможно. Можно смотреть сны подольше, если закрывать окно на ночь, но так Маша чувствовала себя словно в темнице.
Она убрала с подушки учебник всемирной истории для старших классов, легко вскочила с кровати и, убрав цветочные горшки на письменный стол, широко распахнула створки окна, словно собиралась сейчас же взобраться на подоконник и упорхнуть в неведомые дали. Взгляд её скользнул по сине-зеленым от пролесков клумбам во дворе, кованому забору, напоминающему ряд приставленных одна к одной алебард, поднялся выше, над крышами соседей, и потерялся в волнующемся море крон ожившего леса. Если, а вернее, когда она покинет опостылевшие Бугорки, останется только одно, о чём она будет скучать – этот лес.
Хотя… Нет, ещё кое-что. Вернее, кое-кто. Уверенный в себе, немного заносчивый и очень симпатичный.
Герман.
Если верить всему, что он говорит, скоро он станет для Бугорков, а потом и всей Богоросии2 тем, кем стал рабимаханит3 Ганнибал для Картхадашта4 в тот миг, когда поднялся к победоносным воинам на головную бирему своего флота, воскликнул «Якорь поднят!», и отчалил из гавани сожжённой Остии к Новому городу, чтобы стать его малкадиром5.
Пока она одевалась, её пальцы нащупали на подоконнике звонер и набрали заветный номер. Отклика не было. Либо Герман отключил прибор на ночь, либо по какой-то причине решил пока быть недоступным.
Осенью они познакомились во время утренней пробежки и стали приятелями. Иногда они созванивались и гуляли после занятий, а потом он познакомил её со своим кругом общения. Герман рассказывал о своей учёбе в Танаисе, где он постигал кенаанитское и эллинское право, о службе в маханате6 Укровии, куда он пошёл было по своей инициативе, однако был изгнан за крамольные высказывания и неподчинение авторитету офицеров во время подавления Херсонесского мятежа. Потом, в столичной Данапре7, он хлебнул немало лиха, пытаясь нормально устроиться. С его нордманским8 происхождением и крутыми политическими взглядами эти попытки в столице Укровии были обречены.
И слава Богу, потому что сложись его судьба иначе, он никогда не вернулся бы в Бугорки. А значит, она не встретила бы его и не переживала бы это вдохновляющее смятение всякий раз, когда надеялась, что у нее хватит силы воли открыться. Рано или поздно она всё равно это сделает; выдавшееся сегодня свежее воскресенье