нейтральное или отрицательное, у них объяснялось ее фамилией. Что-то не нравилось в поведении, тут же слышалась реплика с нескрываемыми оттенками ехидства: «Так она же фон Армгард, видите ли», неувязка какая-то произошла, разводили руками со словами: «Ну, что поделаешь, фон Армгард», а неизменные успехи в учебе сопровождались перешептыванием вкупе с многозначительными взглядами: «Фамилия все-таки, фон Армгард!» Особенно доставалось юной Симоне в пятом и шестом классах от Денизы Ануд – преподавателя математики, которая очень недолюбливала ее, причиной чему послужила мама девочки. Не раз можно было слышать язвительные комментарии этого преподавателя в учительской, когда она возмущалась повадками старшей фон Армгард на родительских собраниях. Нет, фон Армгард-старшая отнюдь не была активна на собраниях, лишь изредка позволяя себе вопросы, больше слушая. Но именно ее молчаливое присутствие, «величественный взгляд» и «барские замашки», как говаривала преподаватель, бесили последнюю; «одета ничем не лучше нашего, ест тоже, что и мы, квартирка знаю не ахти какая, а взгляд и повадки, будто дом полон прислуги», – ворчала она под хихикания других учителей. Справедливости ради нужно отметить, что наблюдения госпожи Ануд по большей части соответствовали действительности, но своим «снисходительным взглядом» старшая фон Армгард одаривала окружающих не с целью продемонстрировать свое превосходство или дистанцироваться от них, а ввиду того, что это давно стало неотъемлемой частью ее характера, которую она даже не замечала; это зачастую и мешало ей обзавестись приятельским кругом общения на новом месте. Дениза Ануд же была одной из самых возрастных преподавателей в школе, женщина с претензией на уважение, и такое поведение «этой особы», как она ее нарекла, просто выводило ее из себя. На дочери она и отыгрывалась. Поскольку предлогов для придирок по учебе девочка не давала, ибо по успеваемости наголову превосходила всех своих одноклассников, нападки носили личный характер. Симона терпела, лишь дома позволяя себе поплакаться на жестокую несправедливость. Однажды она все же дала отпор, да такой, что Дениза Ануд возмущенно ворвалась в учительскую со словами: «Точь-в-точь ее мамаша! Да я ее… да я…» пока коллеги не угомонили ее, посоветовав сбавить обороты своего предвзятого отношения к девочке, сказав, что добром для нее это не кончится, уже, мол, до директора дошли слухи «об ее особом отношении к Симоне», и не сегодня-завтра того смотри госпожу Ануд вызовут «на ковер». Поддержке девочка была обязана отнюдь не проснувшемуся великодушию и состраданию других учителей, а своим успехам в учебе, приведшим к тому, что она единственная за всю историю существования школы, кто сумела занять призовое место на межшкольной городской олимпиаде по истории, «напомнив», таким образом, городскому комитету по образованию о существовании такой школы, где еще чему-то, оказывается, и учат.
А произошло следующее: Дениза Ануд, с утра находившаяся в объятиях меланхолии, навещавшей ее частеньк�