которого не занимались ни ремеслом, ни земледелием, ни торговлей, было готово по приказу хана посадить на коней все свое мужское население и неоднократно ходило на Русь армиями в 100–150 тысяч человек (некоторые историки доводят эту цифру до 200 000). Но татары были трусливыми разбойниками, с которыми справлялись отряды в 3–5 раз меньшие по численности. Совсем другое дело – сойтись на поле боя с закаленными в боях и привыкшими покорять новые земли янычарами и сельджуками» [176].
Так что зачем нам было лезть воевать именно с ними, в свою очередь, постоянно воевавшими по тем временам с европейцами и не затрагивающими пределов столь далекой от них Руси?
Однако ж Адашев:
«…взял политический курс на немедленное присоединение Тавриды. Для выполнения этой задачи на русскую службу был принят польский авантюрист князь Вишневецкий. При этом только благоразумие Грозного помогло избежать столкновения с королем Сигизмундом: царь не принял преподнесенных ему “в подарок” польских владений Вишневецкого» [2] (с. 40).
То есть у наших врагов, судя по всему, имелся следующий замысел развития событий. Они хотели путем развязывания войны с Россией на юге, предоставить прекрасный повод для начала военных действий против нее теперь еще и со стороны Польши. Тем и обезпечив нам ведение военных действий сразу на два фронта. И оба фронта обязаны были стать лишь передовой, куда будут устремлены усилия армий всей Европы и захваченной турками Азии. Но наш Царь эту затею раскусил: новых верноподданных не принял, тем и предотвратив неизбежную войну с Польшей.
Но вражду на юге заговорщики все же развязали:
«Новый подданный Иоанна [Грозного – А.М.] совместно с Данилой Адашевым, братом временщика, совершил набег на Крым, раздразнив будущего разорителя Москвы Девлет-Гирея [6] (с. 273). В то же время сам Алексей Адашев фактически сорвал переговоры с представителями Ливонского Ордена, что привело к началу военных действий в Прибалтике [7] (с. 54). Россия оказалась втянута в войну на два фронта, чего так стремился избежать Иоанн [Грозный – А.М.]. Мало того, в разгар наступления в Ливонии Адашев заключает с орденом перемирие, за время которого рыцари успевают договориться с Польшей. В результате “блистательной” дипломатии Адашева Россия встретила 1560 год в окружении врагов: Крыма, Польши, Литвы, Ливонии и Швеции» [2] (с. 40–41).
В итоге, даже не клюнув на протянутый от Польши крючочек с поживкою, Иван Грозный все равно оказался предан со всех сторон одновременно. Чего хоть и опасался, но не уберегся – пригретые им царедворцы, в точности исполнили возложенную на них миссию, предоставив возможность Западу и Востоку объединенными усилиями расправиться с Россией.
Но не тут-то было. В считанные месяцы большая часть Ливонии, о чьи крепости по замыслу заговорщиков должна была разбиться наступательная мощь Москвы, вопреки всем прогнозам, перешла в руки Русского Царя.
Вот что в страхе пишут о его победах европейцы. Юбер Ланге из Виттенберга:
«Московский государь опустошил