верности. И сама не обещаю. Потому что была верна только одному человеку… И, по сути, остаюсь ему верна, каким бы абсурдным не показалось это утверждение.
Темные переулки заполняются цокотом копыт, кажется, будто мы прорвались через века, и сейчас впереди мелькнет длинный плащ и кончик шпаги. Неужели мы в третьем тысячелетии? И неподалеку, в Королеве, строят космические корабли и управляют полетами? Это все как-то не вяжется в нечто цельное, распадается обрывками веера, который создает ветерок, заставляющий волноваться реку времени. И она то замедляет ход, то пускает рябь против течения…
Но философствовать все сложнее, ведь копчик все же начинает побаливать с непривычки. И хотя от восторга захватывает дух, я понимаю, что для первого раза хватит, иначе я доберусь до сестры только ползком.
– Лерка ждет! – кричу я Власу. – Давай поворачивать.
Он охотно кивает, наверное, у него тоже что-то уже отказывает в организме. Выскочившая из подворотни девушка испуганно пятится, завидев нас, и Влас хохочет:
– Не бойтесь, мадемуазель! Мы не похитим вас, хотя перед вами разбойник из банды Маттиса и прародительница всех атаманш.
– Так ты напугаешь ее еще больше, – предупреждаю я.
Но девушка уже растворилась в темноте, и отыскать ее невозможно. Да и зачем? Чтобы рассеять ее иллюзию о том, как она проскочила сквозь временную дыру и попала на средневековую улицу, где на нее тотчас напали злодеи и пытались изнасиловать? Пусть хотя бы помечтает о том, как незнакомец возжелал ее настолько, что готов был упустить своего коня…
– Спасибо, – произношу я так ласково, как только могу, когда Влас принимает меня с лошади.
– Тебе хоть понравилось? – спрашивает он с надеждой.
– А то! Будет что рассказать…
Я вовремя прикусываю язык, ведь обычно добавляют «внукам». Но у меня не будет внуков, это я знаю наверняка. Потому что прежде них все-таки должны появиться дети… А я не люблю детей.
****
У моей сестры лицо сказочной Феи: ни одной острой черты, все мягкое и округлое, текучее. По отдельности не замечается, какой у нее нос, подбородок, брови. Они плавно сливаются в одно светлое и улыбчивое, будто лишенное тени, и Лера охотно дарит это каждому из нас – поворачивается за столом то к одному, то к другому. В янтарном взгляде – заинтересованность, и я знаю, что это непритворно. Она увлечена жизнью не меньше моего, только я-то, скорее, наблюдатель, и потому сохраняю некоторую отстраненность, которая, как мне кажется, способствует непредвзятости. Я не выказываю симпатии никому, Лера – всем.
«Ей бы психотерапевтом стать, – думаю с запозданием лет в пятнадцать. – Она из тех, кому хочется исповедаться».
Влас тоже спросил, впервые увидев мою сестру:
– Она не врачом работает?
– Урологом, – поддела я. – Хочешь записаться к ней на прием? Я устрою без очереди.
– Вот