охраняя их всех своим тревожным, строгим, любящим чувством отца-командира.
Смотрел в суровые, замкнутые лица воинов, точно хотел запомнить их на всю жизнь. Вглядывался потому как знал: многих, очень многих он видит в последний раз.
Рукастый, жилистый Зоря сидел на корточках, оглаживая плоский, как блин, воронёный диск «дегтяря», и казался смертником, что наполнен иступлённой решимостью отдать свою жизнь в этой последней жестокой схватке…
Сержант Подкорытов, по прозвищу Корыто добивал окурок, воровато держал смятый мундштук папиросы в кулаке, выпускал струю дыма в порыжелый рукав шинели.
Старшина Петренко, «дядя Митя», «Василич», как уважительно звала его молодёж, спокойно отвечал на вопросы своих бронебойщиков, будто они были вовсе не на линии огня, а сидели на пашне, в окружении грачей и рассуждали о будущем урожае.
Вылерий Рыбаков положил на колени снайперскую винтовку, туго запелёнутую грязными, серыми бинтами, не мигая смотрел на бурый затопленный снег.
Осетин Лазарь Дзотов из Дур-Дур Дигорского района с земляком Рутэном Абжандадзе, как обычно, горячо спорили: кто лучше готовит – грузины или осетины – сырные треугольные пироги, у кого вкуснее жарятся на углях рёбрышки и передние ножки барашка, у кого краше пиво…
Егошин Артур беззвучно шептал молитву, словно хотел испросить у Бога жизнь для своих сотоварищей, дать им возможность выстоять, не дрогнуть в бою.
Многих других верных бойцов фиксировал взгляд комбата Танкаева, но ещё больше – не находил, испытывая ноющую не утихавшую боль.
– Сейчас «крестовики» начнут долбать! – Ротный Безгубов нервно смотрел на часы, на передний край, где за развалинами рокотали моторы. Ожидал, когда на скорости, вращая катки, вырвутся танки. Наведут орудия, выпустят жидкое пламя и, дрогнув от грохота, снова исчезнут за домами.
Знал-учитывал всё это и комбат Танкаев, но приказ «открыть огонь», покуда держал за зубами. В тайниках души он вынашивал план, с которым поделился лишь с начальником штаба и командиром артиллерийской батареи капитаном Антоновым. План до смешного был прост, но чертовски эффективен, – наглухо блокировать танковую колонну фон Дитца, подбив пару головных машин впереди и пару замыкающих. Вопрос был в другом: выдвинется ли барон колонной, покажет ли уязвимые борта своих машин…или ударит в лоб по всей линии обороны? Если бы этот бой происходил на открытом пространстве, Танкаев бы и не ломал голову. Но бои шли в городе, в тесных ущельях улиц, на запруженных подбитой-сгоревшей техникой площадях и это давало шанс. Более того, позиции танкаевцев тянулись по верху искусственного земляного возвышения, которое от бульвара было отделено бетонным бордюром, с узкими для пешеходов лесенками. Высота заграждения была не велика, не многим более метра, однако его конструкция под прямым углом, внушительная толщина, за которой сразу же шёл земляной вал, да и сама протяжённость, – становилась для танков врага серьёзным препятствием. Но и это ещё не всё…
В трудных, отчаянных переплётах