Должны созреть известные условия: верхи не могут, низы не хотят, – напомнил Щупляков, на что Улыбышев не ответил ничего, лишь глянул на своего бывшего сослуживца с любопытством и недоверием к его приверженности марксистским догмам.
Выпили, закусили.
Щупляков, подняв руку, посмотрел на часы.
– Спешишь? – вскинулся Улыбышев.
– Есть немного. Ты хотел что-то сказать…
– Хотел спросить. Что за шишка появилась у вас на комбинате? Нескин – знакомая фамилия. Только не могу вспомнить, откуда.
– Он вместе с Осевкиным произвел рейдерский захват этого комбината в конце девяностых.
– Да-да-да! Как же это я позабыл! – воскликнул Улыбышев. И, качнув седой головой: – Память стала уже не та. Впрочем, меня в ту пору в городе не было. – Затем спросил: – Что ты еще знаешь об этом Нескине?
– Да не так уж и много. Родом из Одессы. В начале семидесятых семья перебралась в Москву. Его отец, Давид Моисеевич Еловский, был директором одного из московских ресторанов, числился «теневиком», сел на большой срок с группой таких же прохиндеев. Его сын, Аарон, взял фамилию матери. Ну и, как говорится, яблоко от яблони… Сейчас живет в Германии, у нас представляет концерн братьев Блюменталей. Это те, которые вывозили в Израиль доллары чемоданами. На их же деньги построена наша Фукалка. Приехал ревизором. Вот, собственно, и все, что я о нем знаю. Зато знаю наверняка, что такие, как Осевкин, до сих пор ходят под такими наставниками, каким является Нескин. И так называемая десталинизация, которую они затеяли, сидя за бугром, им понадобилась для того, чтобы не получить в конце концов деельцинизацию со всеми вытекающими последствиями.
– Что ж, их понять можно: с нахапанными деньгами и властью еще никто так просто не расставался, – произнес Улыбышев. Затем в раздумье пожевал губами, точно решая какую-то трудную задачу. Щуплякову даже показалось, что он хотел что-то добавить или предложить, но в последнюю секунду передумал.
В окно постучали.
Оба обернулись и увидели за стеклами смутное пятно человеческого лица.
Улыбышев хотел подняться, но пятно исчезло, затем послышались голоса – мужской и женский, дверь отворилась, заглянула Гюля и сообщила:
– К нам Сорокин.
– Пусть подождет на кухне, – распорядился Улыбышев, испытующе глянув на Щуплякова.
Тот сразу же поднялся, стал прощаться.
– Погоди минутку, – произнес Улыбышев. Затем спросил: – Как мы будем связываться, если что?
– По мобильнику, – ответил Щупляков.
– Мобильник не годится. Ты вот что… У меня тут есть армейские рации: остались с прошлых времен. Их не засекут. Сейчас принесу, – сказал Улыбышев и вышел.
Его не было минут пять. Вернувшись, он протянул Щуплякову пакет. Спросил:
– Как пользоваться, не забыл?
– Разберусь, – ответил Щупляков, засовывая сверток в карман.
Улыбышев вышел проводить. Проходя по коридору, Щупляков увидел в полуоткрытую дверь кухни знакомы