Любовь Викентьевна, обычная домашняя хозяйка, погруженная в хлопоты и экономию, рано состарилась. Была она покладистой и незлобивой, а может, просто устала сопротивляться давлению жизни. Сколько себя помнила, все что-то мыла, терла, варила, гладила, штопала. Лежащей или хотя бы сидящей без дела ее никто не видел. По выходным, когда муж законно отдыхал, ездила на электричке в подмосковные деревеньки за дешевыми и тяжелыми северными овощами – свеклой, картошкой, морковкой – запасалась на зиму. Пришила к мешку лямки и таскала доверху набитую ухабистую торбу на костистой спине, а в каждой руке – по авоське: мало везти – билета не оправдаешь. Дома она круглый год носила ситцевый халат, передник немаркой расцветки и войлочные тапки. Сквозь реденькие волосы с проседью просвечивала розовая кожа сухонькой головы, на которой короткий, но мясистый нос казался посторонним. Зубов у бабы Любы спереди не хватало, она этого стеснялась и смеялась с закрытым ртом, а губы втягивала внутрь. Разговаривала мало, на вопросы отвечала тихо и как-то виновато. После громкоголосой, решительной и темпераментной мамы Раи московская бабушка Иринку не заинтересовала, но часто удивляла. Когда зимой, во дворе, катаясь на спине с ледяной горки, девочка стерла до пролысин новое кроличье пальтишко, баба Люба заплакала:
– Такая славная шубейка была!
– Зачем плакать, бабуля, надо пойти в магазин и купить новую, – утешила ее Иринка.
А летом прибежала домой в одних носочках – подарила новые туфельки подружке, они той понравились. Баба Люба не выдержала:
– Нельзя все отдавать другим, себе не останется.
– И пусть. У меня старые в шкафу стоят.
В другой раз привела с улицы мальчика:
– Витя будет у нас обедать, у него дома нечего кушать, а ты готовишь вкусные котлеты. И не смотри так, бабуля! Если у тебя нет лишней, отдай ему мою, а я съем кашу.
В детском саду Иришку поначалу принялись дразнить китайкой. Она обиделась.
– А кто же ты? – спросил мальчик-заводила. – У тебя глаза косые.
– Я дочь казахского народа!
Ира оказалась доверчивой и внушаемой. Нашлась девочка постарше, которая убедила новенькую, что может превратить ее в лягушку. Единственное спасение – выкуп. На другой день Ира притащила в детсад всю мамину бижутерию. Положение спасла воспитательница, но Лариса дочь очень ругала, а бабуля Люба согласно кивала головой – испортили внучку богатые сваты. Как станет дальше жить? Тяжело обернется баловство – ведь не все коту масленица. Жена Марка Степановича прожила долгую жизнь и знала это наверняка.
Черноглазая шустрая Иришка ей нравилась, усталая женщина прижимала ко впалой груди маленькое тельце, и сердце накрывала горячая волна такой щемящей сладости, которой она прежде не знала, а может, просто позабыла за разъедающими время заботами. Бабушка и внучка хорошо относились друг к другу, но взаимопонимания так и не нашли.
Пока Санжар приобретал чиновничий опыт и зарабатывал авторитет, Лариса с головой окунулась в бурную и яркую культурную жизнь столицы 60-х годов ХХ века. Выступления поэтов в Политехническом