тобой он намного ближе.
– Я же говорю, тебя тогда не было рядом, к тому же у тебя были собственные заботы. Зачем было усугублять их моими страхами? И потом, ты никогда не одобряла связь Филиппа с Софией Доротеей.
– Супружеская измена – это грех. Не уверена, что даже очень большая любовь может служить ему оправданием. А тебе лучше остаться здесь и ждать новостей. Чего ради тебе нестись в Ганновер? Хоть это и неприятно признавать, ганноверцы тебя и Филиппа попросту прогнали.
– Во-первых, я увижусь с Гильдебрандтом, а во-вторых, у меня там остались добрые друзья…
Сестры завершали ужин в небольшой гостиной, распахнутые окна которой выходили в сад, откуда веяло вечерней прохладой. Здесь было уютнее, чем в огромном парадном зале, где они потерялись бы среди бесчисленных пустых кресел. От всей семьи теперь остались только они, и обеим было от этого не по себе. Амалия ела чинно, хотя и у нее было тяжело на душе. Аврора же почти не притронулась к еде. Отхлебнув немного вина, она встала.
– Пойду взгляну, все ли собрала Ульрика.
– Значит, ты все-таки приняла решение ехать?
– Пойми, я не могу поступить иначе, и ты должна это понимать.
Амалия тоже поднялась, хотя не так легко, как сестра, а с усилием. В этот раз беременность давалась ей нелегко, отчасти по причине всех этих волнений.
– Что ж, – произнесла она со вздохом, – я не хочу тебе мешать, но и ты пойди мне навстречу…
– В чем?
– Раз ты просишь, чтобы я дала тебе кучера Готтлиба, то воспользуйся не только моей каретой, но и моим именем. Ты забыла, что Аврору фон Кенигсмарк больше не пускают в Ганновер? Другое дело – Амалия фон Левенгаупт, чья нога туда еще не ступала. Знаю, мы с тобой не похожи, – оговорилась она, опережая неизбежное возражение, – но это неважно, если ты постараешься держать лицо в тени или опустишь как можно ниже поля шляпы или капюшон…
– Я думала переодеться в мужское платье…
– …и тем самым усилить свое сходство с Филиппом? Нет уж, поверь, мое предложение лучше. Мы с тобой одного роста, и хоть я далеко не так красива, как ты (это было сказано, конечно, с ноткой горечи), ты можешь постараться, чтобы это не бросалось в глаза. Ну, что скажешь?
Аврора подбежала к ней и крепко обняла.
– Ты лучшая сестра на свете! – воскликнула она, растрогавшись, но стараясь не показывать своих чувств. – Ты права, так будет гораздо проще.
– Значит, договорились?
– Конечно! Все, бегу предупредить Ульрику.
– Погоди! Обещай мне еще кое-что…
– Что же? – Аврора остановилась, слегка нахмурив брови.
– Вернуться сразу, как только почувствуешь хоть малейшую опасность!
– Так ты тоже боишься? Признайся, тебе страшно?
– И да, и нет. Ганноверцы – ужасный народец, но все же я думаю, что они вряд ли пошли бы на то, чтобы вот так взять и избавиться от Филиппа. Как-никак, он – Кенигсмарк! Это имя немало значит в Швеции, в Германии, во Франции, не говоря уж о Саксонии. За