Шон – он всегда что-нибудь забывал – и застал ее врасплох. Разумеется, она не имела права копаться в его нотах и играть на пианино.
Однако это был не Шон.
В проеме двери стояла зеленоглазая женщина с распущенными по плечам светлыми волосами, в струящемся до пола простом сером платье. От одного взгляда на ее печальную улыбку разрывалось сердце.
Бренна мгновенно узнала женщину и задрожала от волнения и восхищения. Она открыла было рот, но не смогла выдавить ни слова. Голова кружилась, сердце отчаянно билось.
Бренна попыталась снова, озадаченная внезапно нахлынувшей слабостью.
– Красавица Гвен. – О, хоть это она смогла произнести, столкнувшись с трехсотлетним призраком.
Слеза, сверкающая серебром, скатилась по бледной щеке Гвен.
– Его сердце в его песне, – прошелестел нежный, словно лепестки роз, голос. – Слушай.
– Что вы… – Бренна не успела закончить вопрос. Она снова была одна, и лишь слабый аромат роз витал в воздухе.
– Ну, ладно. Ладно. – Бренна без сил опустилась на стул у пианино. – Хорошо. – Она попыталась выровнять сбившееся дыхание, и сердце наконец перестало колотиться о ребра.
Когда дрожь в коленях прошла и Бренна понадеялась, что сможет устоять на ногах, она решила как можно скорее рассказать о случившемся какому-нибудь разумному и чуткому человеку. А кто у нас самый разумный и чуткий? Разумеется, мама.
Дом О’Тулов, разросшийся за счет пристроек не без помощи Бренны, стоял почти у самой дороги, попыхивая дымом из печных труб. Когда отцу приходила в голову мысль добавить еще одну комнату, старшая дочь с энтузиазмом помогала сносить старые стены и возводить новые. Самые счастливые ее воспоминания были связаны с работой бок о бок с весело насвистывающим Майклом О’Тулом.
Почти успокоившись за время короткой поездки, Бренна остановила грузовичок позади маминого драндулета и отметила про себя, что давно пора его в очередной раз покрасить.
Она вошла в дом, как всегда теплый и уютный, пронизанный ароматом свежеиспеченного хлеба. Молли хлопотала на кухне, вынимала из духовки противни с темными горячими буханками.
– Мам!
– Пресвятая Богородица! Ты меня напугала, девочка. – Молли поставила противни на плиту и обернулась. Улыбка осветила ее добродушное, все еще молодое лицо. Рыжие волосы Молли, унаследованные ее дочерьми, сейчас для удобства были скручены в узел на макушке.
– Прости, мам, у тебя опять орет музыка.
– Для компании. – Молли протянула руку и приглушила радио. Собака – лохматая рыжая Бетти, – дремавшая под столом, перевернулась на другой бок и широко зевнула. – Почему ты так быстро вернулась? Я думала, у тебя полно работы.
– Ну, да. Я ехала в деревню, чтобы помочь папе, и по дороге заглянула в коттедж починить плиту Шону.
– Ну-ну. – Молли отвернулась, начала снимать с противня буханки и выкладывать их на широкую деревянную доску.
– Шон торопился и ушел еще до того, как я закончила, и я недолго была одна в доме. – Услышав