словно всегда был грязным, мрачным и опасным. Стрип-бар, в котором она работала, примостился у тротуара, как гигантская расфуфыренная жаба. Изображенную на его вывеске щедро наделенную женскими прелестями стиптизершу неизвестный уличный соавтор столь же щедро одарил исполненным во всех деталях гигантским половым членом.
На свеженарисованное граффити похоже не было, так что Ева решила, что владельцу заведения либо плевать с высокой башни, либо он решил, что так вывеска смотрится даже интереснее.
С собой у Евы был универсальный полицейский ключ, но он не понадобился – замок на двери в жилую часть дома был сломан, причем в данном случае, похоже, недавно.
Ева уже привычно не обратила внимания на застоявшийся в узком подъезде и еще более узком лифте запах.
Пибоди зашлепала вслед за ней вверх по лестнице.
– Ну почему мужики в таких местах всегда мочатся на стены?
– Выражают свое презрение к помещению, – бросила Ева.
– Ха, – фыркнула Пибоди. – Четко. Моча как орудие презрения. Брэкен эта небось на самом верху живет.
– Да, квартира четыре-цэ.
– Ладно, я вчера мороженое съела – и еще у Макнаба откусила. Заслужила пройти пешком четыре этажа. Я вообще-то не собиралась его есть – просто смотрю: стоит готовое, все такое сладенькое, с сиропчиком. Ну это как с сексом. В смысле, ну когда он… готовый, что прикажешь делать? Сексом я заниматься, пока родители там за стеной спят, тоже не собиралась, но что поделаешь, когда… м-м-м… все уже готово.
– Пибоди, «сладенькое с сиропчиком» я тебе простить еще могу, но вот про «секс» и что там у вас у кого было готово, особенно в одном предложении с «родители», я слышать не желаю.
– Да ладно, они там, думаю, тоже сексом занимались.
Ева усилием воли заставила себя не поморщиться и не содрогнуться.
– Пибоди, хочешь четыре лестничных пролета задницей сосчитать? Сможешь еще раз свое мороженое отработать.
– Ой, тогда после всего этого сиропчика она у меня точно слипнется. Так что, видимо, нет.
– Вот и умница.
На двери нужной им квартиры не было ни сканера отпечатков, ни видеокамеры. Просто пара запоров и допотопная дырка вместо дверного глазка.
Ева кулаком пару раз бухнула в дверь.
– У напарниц Макквина всегда была отдельная квартира, – сказала она Пибоди. – И постоянная работа – иногда на полставки. По последней есть только то, что рассказали сами потерпевшие. Помогала ему заманивать, похищать, приковывать. Отмывала, если Макквин решал позабавиться с одной из старых. И любила на это смотреть.
Пибоди побледнела.
– Значит, была таким же чудовищем, как и он.
– Да, значит, так, – согласилась Ева и еще раз постучала.
Дверь напротив отворилась.
– Мать вашу, кончай уже шуметь, а! Люди тут спать пытаются.
Ева оценивающе оглядела глазевшего на них соседа. На нем не было ничего, кроме пирсинга в соске и татуировки в виде свернувшейся змеи. Ева достала жетон:
– Я бы сказала,