.

детина в камуфляже надвигался горой.

      – Следователь прокуратуры Мукаев, – он достал документ и впервые почувствовал: я власть! Это было так сладко! Он имеет право задавать вопросы.

      – Извините. Я в городе недавно. Вас, наверное, все знают в лицо. Что-то хотели узнать?

      – Давно она здесь стоит? – кивнул он на красивую машину.

      – А кто ее знает? Может, с месяц, может, и поболе. Прежний охранник уволился.

      – Где ж он теперь?

      – В Москве. Говорят, переехал. Жена квартиру в наследство получила. Везет.

      – Жаль. Я не про квартиру. Что, деньги кто-нибудь платит за «Мерседес»?

      – Деньги давно никто не платит, но будьте уверены: как только хозяин явится за своей крутой тачкой, я уж с него слуплю! Ох и слуплю! Двойной тариф за каждый просроченный день!

      – А выставить вон со стоянки? Раз не платят?

      – Выставить?! «Пятисотый» «мерс»?!

      – Да, понимаю. Его владелец не простой смертный. Скажите, если бы у меня были ключи…

      – Вы – власть. Вдруг хозяина давно пристрелили? У этих крутых жизнь короткая, как песня. Но, что хорошо, – веселая.

      – Частушка, что ли?

      – Ха! Точно! Веселый вы. Какие-нибудь проблемы с этой машиной?

      – Пока нет. Пусть стоит. Но я еще зайду. С ключами.

      – Как скажете. Вы – власть.

      Он ушел, потому что, даже сев в свой черный «Мерседес», он все равно не знал бы, куда на нем ехать. Ну сел, а дальше-то что? Нет, рано.

      Полдень

      Для следователя прокуратуры Мукаева это оказался тяжелый и нудный день. Обедать он так и не пошел: к нему на допрос привели подследственного. Руслан Свистунов пристроился в углу, отодвинув к самой стене старое кресло, внимательно слушал и следил за всем, что происходило в кабинете. Большей частью молчал, изредка подсказывал другу, но не впрямую, а намеками, чтобы авторитет Мукаева в глазах подследственного не подорвать.

      Подозреваемый в десяти зверских убийствах невысокий, хилый мужичонка лет сорока на маньяка никак не тянул. Он был какой-то дерганый, суетливый, но словно бы уже мертвый и мучающийся остатком своей жизни, не зная, куда бы его деть. В тюрьме самое его место. Отвечал он с готовностью, вопросы выслушивал подобострастно, губы его все время дергались, уезжая к самому уху. У него был низкий лоб с огромными залысинами; там, где волосы выпали, на голом черепе красовались два шишковидных нароста, вроде жировиков, по одному с каждой стороны. Словно рога. Глазки маленькие, бегающие, нос, напротив, большой. Внешность отталкивающая. Определить бы его в маньяки и покончить с этим. Похоже, все этого хотят.

      Мужичонка чуть не кинулся к следователю Мукаеву на шею, как к родному, заскулил:

      – Иван Александрович! Ну где ж вы были? Я тут жду, жду…

      – Чего? – не понял он.

      – Так суда ж.

      – Зачем вам суд? – снова не понял он.

      – Так убил же.

      – Вы бы сели, – он замялся.

      Подследственный поспешно сел. Свистунов из своего угла намекнул:

      – Давайте по порядку. Как положено для протокола: имя,