деревянные солдатики, куклы, бумажные цветы, тряпичные зверюшки, лодочки, сабельки, тележки и свистульки.
Моментально позабыв о своих хороших манерах, раскрасневшаяся Марион кинулась к горе сокровищ и принялась рыться.
Наконец она отложила несколько кукол, которые больше других пленили ее воображение, и совсем уж было собралась осведомиться о цене, как вдруг из разворошенной груды на нее глянуло нечто совсем несуразное – сшитый из пестрых лоскутков зверек с пуговицами вместо глаз и растопыренными лапками. Он был настолько нелеп, что Марион не удержалась от пренебрежительного смешка:
– Фу, какой смешной уродец!
– Истинная правда, ваше высочество! – подхватил старичок с такой готовностью, словно только и ждал этого замечания. Ловким ударом ноги он перевернул кучу игрушек, так что уродец тут же исчез под целым отрядом солдатиков и ворохом кукольных кринолинов.
В тот же миг Марион остро пожалела о сказанном. Ей представилось, как тряпичный зверек валяется где-нибудь брошенный, никому на свете не нужный. Любая из этих прекрасных кукол легко найдет себе хозяйку. А он…
– Ах вы, скверный, злой старикашка! – закричала она на Косорукого Кукольника. – Сами косорукий, и сами ногой пинаетесь! – С этими словами она принялась раскидывать в стороны деревянных солдатиков. Несколько раз ее больно кусали за палец чьи-то деревянные зубы, какая-то кукла ущипнула девочку, а одна тряпичная кошка, неожиданно выпустив когти, оцарапала почти до крови.
Уродец обнаружился в самом низу. Марион быстро схватила его и торжествующе закричала:
– Вот он! Я беру его!..
Теперь старичок смотрел на нее без всякой любезности и даже как будто с неприязнью. От былой изысканности манер не осталось и следа.
– Товар денежек стоит, – скрипучим голосом проговорил он.
– У меня есть деньги! – запальчиво крикнула Марион. – Я вам не голодранка, кстати!
– Один гульден, – прошамкал старичок.
– Вот вам ваш гульден! – И Марион запустила в Кукольника монетой.
Он ловко поймал ее на лету, сунул за щеку и, едва Марион отвернулась, осторожно раскусил, после чего выплюнул скорлупки.
Чем ближе Марион подходила к дому, тем больше ей казалось, что она совершила какую-то ужасную, непоправимую ошибку. Последний квартал она почти бежала.
Дверь распахнула Элиза.
– Где ты была, голубка? Отец уже отправился тебя искать…
Марион плюхнулась у порога прямо на пол, поставив корзину себе на колени.
– Элиза, кто пришел? – слабым голосом крикнула из комнаты мать. Тотчас заревела младшая сестренка Лотта.
– Это Марион, это наша девочка вернулась, – сладко отвечала Элиза. Лотта продолжала плакать. Мать больше не проронила ни звука.
– Элиза… – жалобно проговорила Марион. – У меня ножки устали. Сними с меня башмачки…
Посмотрев на огорченное лицо девочки, проворчав: «Обокрали тебя, что ли, голова бедовая», кухарка ушла с башмачками на кухню. Марион продолжала