Это быстрее! А потом я лягу спать! – крикнула Аня и накрылась одеялом с головой.
– Зло спит! – торжественно объявил Тошка. – Глупо будить спящее лихо. Тем более что оно с утра выглядит чудовищно.
И выскочил из комнаты, хлопнув за собой дверью. Потом приоткрыл дверь и сказал:
– И нечего тапками кидаться. Потом сама не найдешь. Будешь босиком ходить. Как Лев Толстой!
В дверь ударил второй тапок. Тошка улыбнулся и побрел на кухню, где, наслаждаясь утренней тишиной, пила кофе Анина мама.
– Что у нас на завтрак, престарелая женщина? – бодро спросил Тошка.
– У вас на завтрак – побои, – ответила Анина мама. – Что это за «престарелая женщина» вдруг появилось в обращении?
– За один только завтрак я буду готов вас называть Царственной Старушкой. Или Высокородной Дамой. На ваш, разумеется, выбор. Могу Мадам-Капрал. И весь этот ассортимент за какой-то паршивый завтрак, – принялся торговаться Тошка.
– Чего это у меня завтрак паршивый? – возмутилась Анина мама. – И что случилось с обещанной мне вчера «Первая красавица»?
– Инфляция, мэм, – вздохнул Тошка. – Годы берут свое. Еще вчера вы были первой красавицей, а сегодня…
– Хамло! Бесстыжее хамло! – поставила дагноз Анина мама.
– Я с голодухи, достопочтенная сеньора! – взвыл Тошка. – И от боли! Ваша дочь в ответ на невинную просьбу покормить избила меня! Ногами! Этими восхитительными ножками, коими, увы, уже обделена мать ее. О, годы! Как вы беспощадны! Вы отпечатали на этих ногах все трудности и проблемы, что сопровождали в жизни эту святую женщину!
Тошка стал в позу и продолжил завывать:
– Муж, что не подставлял плечо с минуты переноса шкафа! Садистка-дочь, что дрыхнет постоянно, забыв о том, что мать ее рожала! Бессонные ночи, слезы в подушку, декалитры валерьянки – все отпечаталось в ногах! Болят они! Болит душа! Широкая – одна на всю семью! Никто, никто из всех домашних не даст ни крошки Тоше! Никто, кроме матери семейства. Ибо сердоболие ее…
– Да не готовила я еще! – отмахнулась Анина мама. – Все спектакли твои зря. Возьми в холодильнике себе что-нибудь.
– Не могу я взять в холодильнике, – уныло протянул Тошка. – Известно ведь: женщины достают еду из холодильника и угощают ею. Мы стоим и нудим в ожидании завтрака. На этом держится мир! Нельзя нарушать устоев.
– Отстань! – отмахнулась Анина мама. – Либо возьми в холодильнике, либо жди завтрака. И не устраивай спектаклей!
– Ай-ай-ай! Как живот схватило! Еды!! Немножечко еды!! – застонал Тошка, упав на пол. – Ну бога ради…
– Не верю! – Станиславский тихонько ойкнул в могиле от зависти к Аниной маме. – Смените репертуар!
– Что за крики с утра? – появился Анин папа в халате. – Ежеутреннее шоу «Доброе утро, семья» в исполнении этого уничтожителя еды? Привет, Антон. Скрутило живот, небось с голодухи?
– Я умираю, седовласый, – поднял Тошка скорбное лицо. – Не принесешь ли ты из холодильника умирающему немного еды? Да, да. Ветчины будет достаточно.
– Я бы с радостью, – ехидно