минут пять они сидели друг напротив друга и пили чай.
– Слышь… Садовник… А Садовник? – в который раз спросил Петрович. – А что у тебя там? Невидимки?
– Нет, – покачал головой Садовник. – Невидимок не бывает. Наверное. Не верю я в них, в общем. Ерунда какая-то получается. Человек – и вдруг невидимый. Его б еще в роддоме потеряли бы. Не бывает. Наверное.
– А у тебя в саду что? – возразил Петрович.
– Слова, – ответил Садовник и отхлебнул из чашки.
– Вестимо, слова, – согласился Петрович. – Их же кто-то говорит? Ведь так?
– Конечно, говорит, – кивнул Садовник. – Иначе зачем слова? Чтоб говорить.
– Во-о-от. А кто говорит? – мягко продолжил Петрович.
– Да разные люди говорят. Ты вона тоже говоришь, – опять непонятно разъяснил Садовник.
– В саду! В саду кто говорит?! – не выдержал Петрович.
– В саду никто не говорит. Там плоды созревают, – улыбнулся Садовник. – Хотя, конечно, и в саду говорить можно.
– Ты дурак какой-то, а? Или издеваешься надо мной? – вскипел Петрович так, что самовару стало завидно. – Я в саду… Я сам слышал!
– И я слышал. И что? – хихикнул Садовник.
– И кто у нас в садуууу? – сыграл в воспитателя детского сада Петрович.
– Никто-о-о! – сыграл в ребенка Садовник и засмеялся.
– Злой ты! – обиделся Петрович. – Трудно сказать, что ли? Уйду сейчас ведь!
Петрович даже встал и сердито засопел, показывая, что вот-вот уйдет.
– Присядь, Петрович, – миролюбиво сказал Садовник. – Просто скучно мне. А ты забавно так волнуешься. А потом я все объясню и станет неинтересно тебе. Пропадет азарт.
– А если не скажешь – мне тоже станет неинтересно, – присел Петрович. – Потому как я сейчас помру от любопытства, а у жмуриков интересы очень ограничены. Мало чем интересуются. Ну расскажи, что там у тебя.
– Слова, – сказал Садовник.
– Опять?! – взвыл Петрович.
– Не-а. Слова у меня там растут. В саду, – серьезно сказал Садовник.
– Не понял? – действительно не понял Петрович.
– Слова. Слова ведь не просто так говорятся. Слово – оно назреть должно. Вот у меня и созревает, – просто сказал Садовник. – Зреет, зреет. Потом с дерева срывается. Созрело стало быть. И кто-то кому-то эти слова говорит. Или не говорит. А у меня слышно. Иногда незрелое падает.
– Я готов жизнь за тебя отдать! – закричали радостно в саду.
– Вот. Незрелое как раз. Ванька-Казанова ляпнул опять кому-то, – покачал головой Садовник.
– Ленькин сын который? – уточнил Петрович.
– Он. Ляпает чего не попадя, балабол, – кивнул Садовник. – Во-от.
– Ха-ха-ха-ха! – засмеялся Петрович. – Погодь-погодь. Так меня чехвостили не за забором, а те, кого я доставал там? Или нет? Они ж молчали… Чет не сходится у тебя.
– Сходится, сходится, – уверил Садовник. – Оно у них назрело. Просто сказать побоялись. Они ж там кто, по-твоему?
– Слушатели? – попытался угадать Петрович.
– Не-а. Слюнтяи они. Сидят и чужое подслушивают. А