оставим дискуссию, две так две. Пора приходить к консенсусу.
– Вот-вот, – подтвердил Серебров, – и я думаю, что пора.
Из кармана Геннадия Павловича вынырнуло портмоне, и двадцать банкнот легли на ладонь Сереброву.
– В следующий раз можно не впадать в такие траты. Деньги у меня, ты же понимаешь, вещь подотчетная, не для себя стараюсь.
– Вот и подложишь чек, все как положено.
Произошел обмен – две тысячи долларов за маленькую картонку с золотым тиснением и строчкой цифр. Вещь, в общем-то, эффектная, но совершенно бесполезная, кольцо то с изумрудом отсутствовало.
Обычно люди избегают говорить о самом главном, предпочитая словам конкретику и красноречивые взгляды. Серебров небрежно сунул руку во внутренний карман пиджака, будто только сейчас вспомнил, что еще что-то должен Геннадию Павловичу, и вытащил листок бумаги с помятыми углами. Было такое впечатление, что этот листок с неделю провалялся в кармане вместе с ключами, авторучкой, носовым платком, зажигалкой и сохранился лишь чудом – по ошибке. Бумага была в клеточку, края уже изрядно потерлись.
– На, – сказал Серебров важно и с достоинством, – а то ты уже от нетерпения посинел.
Листок спикировал в подставленные ладони Геннадия Павловича, как просфорка в рот верующего. Геннадий Павлович заморгал и дрожащими пальцами развернул листок, на котором значились лишь фамилии, одна дата, отчеркнутая фломастером, и двенадцатизначный номер, под которым неумелой рукой были выведены печатные латинские буквы – название банка.
– Ты уверен? – с дрожью в голосе поинтересовался Геннадий Павлович, вглядываясь в записи.
– Фирма гарантирует. То, что здесь написано, – правда. Через восемь дней сам сможешь убедиться.
– Спасибо, – сказал Геннадий Павлович, аккуратно и бережно по тем же швам складывая листок и пряча его в дипломат. – Тебя куда-нибудь подкинуть, – уже с просветлевшим лицом произнес бывший советник президента, – или сам доберешься?
– Могу и сам, но в твоей машине приятнее путешествовать, ее везде пропускают.
– Куда тебе надо?
– По городу хочу с часок поездить, с ветерком и с цыганами.
– Пошел ты! Тебе бы все шутить, а у меня дел невпроворот.
– Хочешь побыстрее к начальству явиться с докладом, листок на хозяйский стол положить?
– У меня нет начальства, – честно признался Геннадий Павлович, – я сам себе начальник. Кстати, как и ты. Я вольный стрелок, ты тоже вольный стрелок, поэтому нам с тобой легко и все у нас получается. Кстати, совсем забыл… – лицо Геннадия Павловича опять сделалось напряженным, уголки губ опустились, как у клоуна-трагика, – вот еще, забыл…
– Так уж и забыл! – принимая бумажку, улыбнулся Серебров и тут же ее развернул. На бумажке чернели три фамилии и три адреса с телефонами и факсами.
– Фамилии какие-то знакомые.
– Не знакомые, а известные. Надо, чтобы ты к этим уродам подобрался поближе. Дело для тебя привычное, всех троих следует вывести из игры,