зиму, так вы все вежливые! Была бы моя воля, я бы на порог не пускала таких свиней!
С этими словами она повернулась и почти бегом бросилась назад в гридницу. Все в ней кипело от негодования и горького стыда. Никогда торговец не посмел бы сказать подобное девушке из рода Лейрингов, если бы все было по-прежнему, по-правильному. А сейчас все знают – квитты в грязи, и Лейринги в грязи. С этих, с постояльцев, Гримкель берет деньги вместо того, чтобы принимать бесплатно, как принято у знатных людей. И теперь мы вынуждены все это терпеть! И что она сделает? Они там смеются над ее возмущением: подумаешь, какая богиня из Асгарда*! Но разве у нее есть брат, который мог бы за нее заступиться? Где вы – Аслак, Одд, Ивар, Свейн, Льот, Хринг, Атли? Что она может, если даже ее родич конунг лижет башмаки фьялльскому ярлу, который вдвое моложе его?
Пробегая через гридницу, Борглинда не поднимала лица, чтобы никто не видел слез у нее в глазах. Сама виновата! Нечего было тереться возле всякой сволочи!
В девичьей она села возле обтрепанного куска шкуры, где ползал среди деревянных игрушек ее племянник, Свейн сын Свейна. Увидев Борглинду, он радостно загукал и полез к ней на руки, безжалостно упираясь в колени крепкими локотками и коленками. Борглинда поморщилась: карабкается, как на дерево. Она подняла тяжелого мальчишку и посадила. Вот он, мужчина из рода Лейрингов. Только за меч он возьмется еще не скоро – ему год и три месяца, он родился уже после Битвы Конунгов, отнявшей у него отца, родился сиротой. Лучше бы ему совсем не рождаться. И ей тоже. Все вокруг было чужим и черным, и этот край непокрытой скамьи казался единственным оставшимся ей местом на земле.
Наконец несносный пир подошел к концу: у Гримкеля конунга угощение всегда заканчивалось довольно скоро, а что за радость сидеть за пустыми столами? Гости устраивались на ночь, женщины убирались в гриднице и на кухне, мыли посуду, перебирали объедки. Борглинда сидела в пустой девичьей и при тусклом свете жировой плошки покачивала Свейна. В дни пиров он плохо засыпал, потому что сюда долетал шум из гридницы. И Нельда, его нянька, куда-то запропастилась. Наверное, опять заигрывает в кухне с кем-нибудь из дружины. Даже рабыни совсем распустились.
Скрипнула дверь, Борглинда подняла голову и увидела Йорунн. Неужели опять погонит в кухню? «Не пойду! – с угрюмой решимостью подумала Борглинда. – Я ей не служанка!» Что-то не помнится, чтобы ее дочь Далла, бывшая жена бывшего конунга, в девичестве хоть раз прикоснулась к котлу или рыбному ножу. Или Мальфрид, сбежавшая после Битвы Конунгов на восточное побережье, забрав сундуки с приданым, но второпях позабыв про собственную мать. Или Гудрун, тогда же очертя голову выскочившая замуж за какого то мелкого хёльда из внутренних земель и уехавшая в глушь – подальше от фьяллей… А она, Борглинда, зачем здесь осталась? Она была еще слишком мала и не могла решать за себя, а ее мать так растерялась после гибели мужа… Теперь у них нет другой судьбы.
Следом за старухой в дверной проем просунулась борода Гримкеля. Ему-то что здесь нужно?
– Говори