Наверное, ему очень не понравилось, что ты его сфотографировала.
– Наверное, – подтвердила Прокофьева. – Это называется нарушение личной неприкосновенности. Только по морде сразу зачем бить? Попросил бы по-человечески, я бы и уничтожила фото. Хотя…
– То-то… – подхватила Жанка. – Тебе тоже не хотелось, чтобы кто-то нарушал твою свободу снимать, где хочешь и кого хочешь.
– Ну, да. Но там все равно что-то не так. Мне кажется, что я его где-то видела. Морда какая-то на вопрос наводящая.
– Тем более. Значит, рыльце у него в пушку, если тебя так саданул. Может, его милиция разыскивает?
– Вполне может быть, – покивала головой жертва нападения.
– А тут ты со своей газетой. И на всю страну. Я бы тоже врезала тебе, будучи на его месте, – сказала Жар-птица. – И попыталась бы забрать эту фотографию.
– Ты бы?.. Да тебя саму… – погладила ее по голове Настя.
– А что, это же документальное подтверждение. Не боишься, что вдруг нагрянет?
– Не боюсь. Как он меня найдет в пятимиллионном городе? Скажи, как? Я могла его видеть случайно. Но то, что я с ним не разговаривала и нас никто с ним не знакомил – в этом я уверена на сто процентов.
– Может, ты и права, – сказала Жар-птица. – Ну да ладно, сейчас будем лечиться. Наливай. И нож, пожалуйста, дай мне – ветчину нарезать. Так, – принялась она раскладывать все по тарелкам. – Пикачики сюда положим. Помидоры туда. Апельсинку порежем на десерт. Хлеб можно ломать… Давай, давай на хлеб, мясо налетай. Я сама так есть хочу. Ты не представляешь. С утра почти ничего не ела.
– А мне кусок в горло не лезет после всего, что сегодня стряслось, – пожаловалась Настя.
– Ничего, ничего. Сейчас пройдет. Это стресс, по-научному называется, мы его быстро устраним. Мы же в этом деле профессионалы, – намекнула на свое повседневное занятие Жанка.
Жар-птица отличалась природной смекалкой и говорливостью. Прямо птица-говорун, так ее тоже иногда называли близкие знакомые, которых у нее, кроме Насти, в этом большом городе на самом деле было раз, два и обчелся. Вот они и жались иногда друг к другу, чтобы согреться и спрятаться от хладнокровия и иногда бездушия окружающих людей.
У Насти так же, как и у Жанки, здесь, в Питере, не было под боком ни мамы, ни папы. Вся ее родня осталась в Выборге, и наведывалась чаще туда она, чем они к ней. Но сам Питер они обе любили, и никуда отсюда уезжать не собирались, по крайней мере, в ближайшее пять лет, будучи каждая в своем амплуа.
– Давай за жизнь, – предложила первый тост Жар-птица. – Чтоб она никогда не кончалась. Давай?! Ну, вздрогнули.
– Давай. Стой, подожди секунду, не пей… – перехватила ее руку Настя.
– Что такое? Не бойся, не отравлено. Я покупала знаешь в каком месте? Знаешь? Где, как в лучших домах Парижа. Ну, в общем, проверено. Это тебе не водка, не бойся.
– В том-то и дело, что не водка. Текилу принято пить с лимоном, и солью нужно провести по ободку рюмки. Вот так правильно, – показала Настя. – Теперь и в самом деле, как в лучших домах Парижа.
– А