бессребреник и махровый эгоист, – Беркут нервно дёрнул щекой и раздражённо посигналил водителю стоящего перед ним на перекрёстке «Москвича», прозевавшему переключение светофора на зелёный свет.
– Выходит так, – сердито огрызнулась она.
В таком же духе разговор продолжался всю оставшуюся дорогу, так что к концу поездки взаимная обида и отчуждение стёрли приятное послевкусие от утра любви. Теперь Павел уже жалел, что взял жену с собой. Припарковав машину у обочины, супруги словно чужие друг другу направились к дверям неприметного с виду здания с вывеской какой-то самой обычной контры слева от зашторенных входных дверей. Все эти «спецраспределители» дефицитных благ для партийной элиты всегда маскировались подобным образом, чтобы не раздражать население.
Пока молча шли, Павел заметил, что за ними как будто увязалась какая-то девица лет двадцати. Не обратить на неё внимания было трудно, уж очень она выделялась. «Что, пэтэушница, у которой на стене наверняка висит плакат с Аленом Делоном? – озадаченно украдкой оглянулся мужчина. – Жаждет запечатлеть на плёнку мою насупленную физиономию, чтобы пришпилить мои фотки на стену рядом с французской звездой? Если так, то зачем ей это, ведь мою рожу итак чересчур часто публикуют в прессе и в иллюстрированных журналах».
Да нет, на обычную почитательницу знаменитостей девица не тянула. Видно, что серьёзна и не глупа. К тому же молодая особа выглядела не по-советски стильно и вольно: в настоящих фирменных джинсах, на голове широкополая мужская шляпа «Федора», на шее висит солидная фотокамера. Даже среди столичных модниц ему ещё не попадались барышни, умеющие с такой обворожительной небрежностью носить мужскую мотоциклетную куртку в сочетании с гангстерской шляпой. Накрапывал дождик, а она лишь подняла воротник кожаной куртки «пилот» с яркими нашивками на груди и рукавах, и почти в открытую преследует их. Чувствовался напор: вроде ничего неприличного и противозаконного девчонка не делала, а поди ж ты, нахально «висит у них на хвосте» и не стесняется!
– Сейчас её отсекут дверью, – злорадно обернулась через плечо жена, которая тоже засекла преследовательницу. – Обычных людей с улицы туда не пускают.
Это было правдой. Из 200 миллионов жителей СССР сюда, и ещё в 200-ю секцию ГУМ-а, могли попасть всего несколько десятков самых избранных. Наличие у них с женой всевозможных спецпропусков, особых талонов, пригласительных открыток, например, в ту же самую закрытую секцию ГУМ-а, куда доступ большинству был строго перекрыт, чрезвычайно тешило самолюбие Вероники. Приятно «массировало» ей психику. Проникая со служебного входа в знаменитый Елисеевский универмаг, она, по собственным словам, просто «плавала в эндорфинах и прочих мозговых опиатах». Ведь там, в заветном подвальчике, был устроен настоящий продуктовый рай для избранных – особый магазинчик для своих, где никогда не бывало очередей и не переводились дефицитные продукты, которые большинство советских граждан могли увидеть разве что в кино или в дореволюционной кулинарной книге. Имея доступ