на берег из таежной чащи, вышел странный человек. Одет он был профессионально для вылазки в диких местах. – Приятный успокаивающий голос, продолжал удивительный рассказ. – Но, для бывалого, кожа его лица была не такой загорелой и обветренной. Одежда хоть и уместная, была на нем как наряд Пьеро – не по размеру. Был он бодр и озирался с любопытством. Из снаряжения при нём был брезентовый рюкзак и странного вида сачок. Никакого другого оружия при нем не было. И это успокаивало.
Что же сделал, этот бодрый пришелец? Выйдя из таежной глубинки с сачком наперевес. Постоял немного на берегу лесного озера. Вдохнул полной грудью. В блаженстве потянул руки в разные стороны зажмурив глаза. Потом, стянул с себя кеды и закатал штаны выше колен!
– В дальнейшем я узнал – продолжал голос – что зовут его Евгений Рамилевич. И пришёл он сюда для ловли пиявок!
Надеясь не заходить слишком глубоко, приступил к делу. Ловлей пиявок он раньше не промышлял. В этом промысле пробовал он себя впервые, было видно сразу. То как он разводил руками камыши вдоль берега. Как он щурил близорукие глаза от ласкового солнца. Все выдавало в нем дилетанта.
«Да, работа предстоит не простая» – подумалось Евгению Рамилевичу, так его звали. А по роду занятий он был учителем географии. Это был тот самый учитель, о котором, я тебе рассказывал. Кстати, жил он раньше в Уфе.
Глава 17.
Как многие учителя в деревне Евгений Рамилевич был не местным. Он был приезжим из Уфы, крупного города, столицы Башкирии. Получил образование в педагогическом университете. Этот университет один из интеллектуальных центров его родной Уфы. По окончании его, он решил осветить своими знаниями тьму периферии, то есть окраины страны. Далеко ехать ни к чему. Тьмы хватало и рядом. Выбрал для трудов своих глубинку своей же Республики Башкортостан.
Учился он так, что многие профессора побаивались читать лекции, если узнавали о присутствии Евгения Рамилевича Смартова в аудитории. Его знания и пытливый неординарный ум заставлял их готовиться к лекциям так, как студентке первокурснице к первому зачёту. Он не просто задавал сложные вопросы, но и ненавязчиво поправлял возникающие неточности лектора. Это не красило его среди педагогов. Не было таких преподавателей, которым бы понравилось, когда такими выходками ставилась под сомнение их компетентность.
Евгений не стремился уязвить своих учителей. И не было в его поступках мыслей выпятить свою эрудицию и энциклопедические знания. Так шутила над ним и окружающими природная наивность и простота, неконтролируемая Евгением. Его знания выскакивали из него как бобы из перезревшего стручка. Не успел подставить ладонь, и они рассыпаются на землю. Эти бобы больно били по самолюбию преподавателей.
Через мгновение, после неучтивой поправки на публике, либо не менее неучтивого сложного вопроса для лектора, он понимал свою оплошность. Но слово не воробей – вылетело, не поймаешь. Авторитетный лектор редко мог выйти из трудной ситуации без ущерба для своей репутации.