и умно. Калигула же часто поддавался вспыльчивому нраву, и от этого его колкости бывали чересчур жалящими. Но с другой стороны, он еще только учился.
Мне же прививали скучные навыки по ведению домашнего хозяйства и управлению делами мужа. Причем обучали этому не менее скучные наставники. Утром я предпочитала заниматься у восточного окна в таблинуме. Там, конечно, солнце било прямо в глаза, но зато Агриппина не списывала у меня задания. А она умела делать это очень ловко. Например, дожидалась, когда я уйду, потом стирала с работы мое имя и вписывала свое. Поскольку наши почерки было не отличить, уловка довольно долго сходила Пине с рук. Сначала я не понимала, зачем сестра это делает, будучи гораздо умнее меня, но потом стало ясно, что так она просто экономит время для того, чтобы полностью отдаваться плетению паутины контроля над слугами и нашими менее сообразительными друзьями.
Одна из интриг Агриппины удивила даже меня, хотя, в отличие от других членов семьи, ее коварство никогда не было тайной для меня. У одной из рабынь на вилле, вифинской девушки, дочери нашего старшего садовника, имелся гребень, который мечтала заполучить моя сестра. Само собой, все, что принадлежит рабу, принадлежит и его хозяину, но хозяйкой девушки была наша мать, а не Пина. В конце концов Агриппина просто отобрала гребень у рабыни, однако мать отвесила дочери оплеуху и вернула вещь девушке, напомнив Пине, что у нее своих гребней целая дюжина. Порой, добавила мать, лучше позволить рабам иметь что-то свое, тогда они будут благодарны и усердны, в противном же случае станут дуться и доставлять хлопоты.
Агриппина сначала злилась, а потом словно позабыла о гребне. Позднее я узнала, что́ придумала и осуществила моя сестра, и не могла не восхититься – и в то же время ужаснуться. По своим каналам она следила за рабами дома до тех пор, пока не прознала, что среди них есть двое, которые регулярно задерживаются в винном подвале. Агриппина принялась их шантажировать и заставила выкрасть у нашей матери ожерелье.
Ко всеобщему удивлению и возмущению, украшение обнаружилось в постели вифинянки. Ее отхлестали бичом на глазах у воющего связанного отца и потом продали на рынке по дешевке для работ на полях. Спустя два дня на столике Агриппины появился гребень рабыни. Заметила это одна я. Ведь прошло полгода и все уже забыли о желании сестры завладеть им. Пина обрекла девушку на тяжкий труд и разлуку с отцом – и ради чего? Ради гребня, которым она, похоже, и не пользовалась.
По-моему, весь дом вздохнул с облегчением, когда на Сатурналии мать объявила, что подыскивает для Агриппины жениха. Даже я немного повеселела, хотя и некрасиво вести себя так по отношению к родной сестре.
По мере того как бежали месяцы, жизнь вокруг менялась – почти незаметно для нашего замкнутого мирка, но для империи эти перемены имели обширные и далеко идущие последствия. Тиберий, старое чудовище, превратился в настоящего затворника, препоручив льстивому Сеяну все дела. А потом он и вовсе покинул Рим, чем шокировал все население города: погрузился на галеру