то утро, когда мы пошли встречать братьев, в порту оказалось необыкновенно людно. Как военная гавань и главная городская верфь, он и в обычные дни кипел жизнью, но в тот день там было настоящее столпотворение, на окрестных улицах скопились тележки и повозки с припасами, повсюду шныряли солдаты, пытаясь поддерживать порядок. Помню, что спросила у матери, в чем причина необычной активности.
– Фидены, – обронила она коротко, будто одно это слово все объясняло.
Ей было некогда отвечать на вопросы. Мать вела через толпу четырех детей. Помогали ей шестеро крепких слуг и четверо рабов.
Но мое любопытство пересилил здравый смысл, и я не унималась:
– И при чем тут Фидены? – Мне было известно, что это город на берегу Тибра чуть выше по течению от Рима, но и только.
Мать раздраженно обернулась ко мне, одновременно хватая за руку Друзиллу, чтобы та не свернула куда-нибудь в задумчивости.
– В Фиденах обрушился амфитеатр, – сказала она рассеянно.
Поскольку мать снова отвернулась, на этот раз чтобы подтянуть к себе поближе Агриппину, я поняла, что больше ничего от нее не добьюсь. Зато рядом со мной возник Калигула.
– Я слышал, это настоящая катастрофа. Погибли тысячи людей. Все строение развалилось на куски. Говорят, в Фидены посланы войска, чтобы хоть как-то помочь.
От одной мысли о таком количестве смертей мне стало тошно. Но как я уже говорила, мы пришли в порт для встречи братьев, завершивших службу в легионах. Трирема из Сиракуз, везущая солдат из Африки, уже причалила, трап был спущен. Воины, которые возвращались в город на отдых или отслужив свой срок, терпеливо ждали на палубе с вещевыми мешками за спиной. А на носу, у самого трапа, стояли Нерон и Друз – бронзовые от загара, с выбеленными солнцем волосами, более похожие на берберов, чем на римлян, в парадной форме и невыразимо красивые. Снаряжение и оружие братьев держали их личные рабы, остальное же имущество привезут позднее на вьючных животных. Большинство солдат сохраняли почтительную дистанцию между собой и молодыми трибунами, только один человек в шлеме с крестом центуриона стоял с ними и болтал совершенно как равный с равными. Я увидела, как Нерон засмеялся над какой-то репликой, а центурион развязно ухмыльнулся.
Сбоку от меня неодобрительно хмыкнула Агриппина, и я закатила глаза. Пина готовилась принять роль римской матроны и воспринимала все слишком уж серьезно, на мой вкус. Как только сестре исполнилось тринадцать лет, ее сосватали Домицию Агенобарбу, дальнему родственнику почти на двадцать лет ее старше и с пугающей репутацией. Несмотря ни на что, Агриппина была твердо настроена извлечь из брака максимум выгоды и предполагала использовать супруга для закрепления собственного положения в высших кругах римской аристократии. Я не сомневалась в том, что она преуспеет и справится с распутным и мерзким Домицием.
Друзилла улыбалась от уха до уха, любуясь братьями, которые шутили с центурионом и ждали команды высаживаться. Внимание же Калигулы было занято чем-то другим.
Когда я заметила,