и сегодня смотрела издали, затем подошла поближе, еще ближе, вытянула руки:
– Поди сюда, Римутис, поди ко мне.
Потом, опустив голову – давила скрученная жгутом толстая коса, – ждала, пока они простятся с ребенком.
– Поди сюда, Римутис, поди…
Взяла ребенка, будто своих было мало, – и Юозукас и мальчик.
Вот и снова он ей голову морочит, спрашивает:
– В Сибирь?
Она зажмурилась и кивнула:
– Да.
Мальчик сказал Римутису:
– Ты теперь всегда будешь играть со мной, хорошо? У меня большая лошадка, и грива, как у настоящего коня, видишь?
Она покормила детей. Потом сказала хозяйке:
– Я сегодня у нотариусов переночую, ладно?
Сегодня…
Она еще сама не знала, что теперь будет.
Римукас озирался в родном доме, где все было так странно.
– Тетенька, почему они не возвращаются? Почему все разбросало?
Убирать не стала, только притворила окна, двери и разобрала постель, ту, широкую, которую видела с чердака, сквозь пыльное окошко. Укрыла Римукаса, уже и сама собралась вытянуться рядом, но точно сильная рука удержала ее, не позволила. Постелила себе на полу, рядом с кроватью.
Хотела подумать, что же будет теперь, что ей делать, как вдруг услышала: скрип двери, потом – шаги. Вспомнила, что не заперла ни одного замка, натянула платье и вышла посмотреть.
Зажгла свет.
Перед ней стоял рослый, плечистый мужчина. Смотрел на нее сверху вниз.
– Весь день ждал, пока стемнеет, – сказал он. – Сюда, наверно, никто уже не заявится, а?
– Наверно…
– Известное дело, раз увезли, значит, не придут больше. А ты не выгонишь?
Промолчала.
– Мне дня на два, на три, пока все уляжется. Потом найду себе. Ну?
Снова ничего не ответила.
– Стариков моих выслали. Может, хочешь, чтобы и меня?
Кто он, этот человек, что стоит перед ней и смиренно просит приютить его? Кто?! Неужели Антанас Бернотас? Он шмыгнул носом.
– Я ж любил тебя… Мое дитя растишь…
– Молчи! – ответила она. Медленно оглядела его с головы до ног.
Юозукас, бывает, провинится и тоже так стоит: руки опустит, ноги сдвинет и голову набок.
– Когда уйдешь?
– Да дня через два, а может, и раньше.
Она показала ему на диван и пошла запереть дверь.
– Погоди, – сказал он, – может, лучше не в доме, а? Может, в сарай пойти?
Отыскала в прихожей старое пальто, платок, еще что-то.
– Идем.
На дворе осмотрелась. Никого. Ни живой души. Он бросил одежду на ровно сложенную поленницу. В темноте снова оживился.
– Слушай… Может, останешься? А?
Она молчала.
– Что ни говори, а баба ты ладная! Не ста-а-ре-ешь… Да и я еще не женат. Ну?
Потянул ее за руку:
– Вспомним, а?
– Пусти…
Она выдернула руку.
– Ну, ну! Ты теперь на коне. Твоя власть, а я – бродяга бездомный. Может, в ноги бухнуться?
Он обнял ее:
– Неужто