деньги, выданные на продукты. Бедные бедные дети.
Общаться с парнями на трезвую я не могла категорически. Когда я смотрела на какого-нибудь симпатягу, внутренне переходила на другую сторону улицы, чтобы не услышать снова оскорбление или глумливый смех. После третьей рюмки удавалось остаться на месте, к концу бутылки завязать отношения. Наутро заявлялось похмелье, помноженное на стыд, усугубленный похмельем. Просто уйди, пожалуйста. Только с одним получилось остаться дольше чем на раз, опять же благодаря алкоголю. Мы пили вместе, спали вместе, снова пили, всю зиму и половину весны. Потом он пропал на семь лет, а когда вернулся, вернулся вместе с бутылкой водки. Мы поженились.
На алкоголе держалась вся наша семейная жизнь. Мы смотрели кино, шлялись по городу и ходили по гостям с красненьким полусладеньким, с коньяком животворящим или пивасиком. То нежные, то грубые, то страстные, то холодные, мои отношения и с Никитой и с алкоголем были подозрительно похожи. И тот и другой очень нравились мне в начале вечера, втягивали меня в проблемы, стоили мне денег и дико раздражали по утрам.
Муж падал на стакан при каждой необходимости совершить над собой усилие. Вышел на новую работу – нужно договориться с парнями о том, кто полезет на верхотуру сверлить дыры в бетоне. Жене втемяшилось сделать ремонт – надо с этим что-то делать. Рождается ребенок – надо как-то реагировать. Семь бед – один ответ. Намахнул, и гори оно все.
Легко было бы обвинить в своем пьянстве мужа-алкоголика. Или папины гены. Или влияние неподходящей компании. Но это была бы неполная правда. Я сама покупала водку или вино, когда мне было одиноко и я не знала, что делать. Когда в сером-сером долгом-долгом дне не было ничего, что бы радовало. Когда завтра не обещало ничего, кроме повторения долгого-долгого серого-серого дня.
Я хваталась за рюмку всякий раз, когда хоть боком, хоть краешком поднимался вопрос моей женской природы. Во хмелю я вела себя так, как ни в жизнь бы не стала по трезвости. Я могла предложить парню танец, поцелуй или секс, могла признаться в любви, могла флиртовать.
Но когда алкоголь отступал, возвращались мысли.
Господи, он же занимается сексом с мутантом! А он знает вообще об этом? Как это для него? А вдруг его подташнивает в процессе? А может он не заметил (хаха).
О, он еще и женат, так значит мы не будем «счастливы вместе». Я так и знала, окей, пусть так, так нормально. Если он не будет переходить черту «не поверите господа, ебу и плачу», то остальное я переживу. Переживать, конечно, сложно, так что я, пожалуй, еще выпью.
И каждый мой мужчина пребывал в полном изумлении, наблюдая бухающую по-черному меня. Я ничего не говорила о своих чувствах, о том, каково мне на самом деле. Гордо несла знамя циничной феминистки, умирая от ужаса ежесекундно. Вот сейчас, сейчас меня отвергнут и бросят. И больше никто и никогда меня не приласкает.
Если