высших учебных заведений и членов их семей – по обвинению в проведении «антисоветской, контрреволюционной, изменнической деятельности».
По итогам нескольких состоявшихся судебных процессов Военным трибуналом войск Ленинградского фронта и войск НКВД Ленинградского округа было присуждено к смертной казни 32 высококвалифицированных специалиста. Четверо были расстреляны, остальным мера «наказания» была заменена на различные сроки исправительно-трудовых лагерей. Многие арестованные ученые погибли уже в следственной тюрьме и лагерях. В 1954—55 годах осужденные были реабилитированы, а против сотрудников НКВД возбуждено уголовное дело21
В книге Павлова нет ни слова и про Музей обороны и блокады, экспонаты для которого собирали сами ленинградцы. Музей открыли еще во время войны, а в 1949 он был уничтожен, его руководство и активисты репрессированы по «Ленинградскому делу». Комиссия ЦК ВКП (б), прибывшая для «ревизии» музея, пришла к выводу, что его создатели «незаслуженно приписали» подвиг воинам и горожанам, «создавали миф об особой „блокадной“ судьбе Ленинграда» и даже «принизили роль товарища Сталина в обороне города».
Тем более, Павлов ничего не писал про каннибализм. Что он был – знали все «блокадники»; в 1960-е – 1970-е уцелевшие жители Города рассказывали о нем достаточно откровенно. Но ни в какой книге нельзя было прочитать, что в феврале 1942 за людоедство было осуждено более шестисот человек, в марте 1942 – уже больше тысячи22.
Тема эта табуирована до сих пор, но мне «блокадники» рассказывали об этом не раз. В числе своих информаторов могу назвать и своих тёть: и родную, и троюродную. И своего научного руководителя. И двух семейных знакомых.
Один из рассказов выглядит так:
– Трудно понять до конца, какой это был ужас… Про людоедство могу сказать: в декабре 1941 мы с отцом шли продавать его золотые часы «Павел Буре»… Ну, не продавать – менять на хлеб. Хлеб этот был очень хороший, пропеченный – его ведь пекли для начальства. Давали тогда еще много – по три грамма хлеба за грамм золота. Позже давали грамм за грамм.
Мы с отцом шли мимо Гостиного двора… Тут на углу Невского и Перинной лежал труп. Никого тогда уже такое зрелище не удивляло, мы прошли себе мимо. А когда шли обратно, примерно через полчаса, у трупа была отрублена нога. От колена ниже лежало рядом, а мясистые части исчезли.
Другой рассказ человека, семья которого выжила только благодаря тому, что жила в частном доме с погребом. В сентябре 1941 выкопали картошку и засыпали полный погреб, это стало спасением. Рассказ такой:
– Недалеко часть стояла, зенитная. Бабахали часто, но, чтобы подбили самолет, я не видел. Кормили солдат, а тут вдруг перестали подвозить. А детишки, которые без родителей остались, мы их часто видели. То ходят, а то уже прилягут… Видел своими глазами, врать не буду, как солдатики одну такую унесли… Что делали – не смотрел, не пошел за сарай. Но что потом они суп варили – это видел.