управляемым мужем. Авторитет Софии Эдичка признавал полностью, это тоже можно было считать достоинством, поскольку Тамара, например, отнюдь не относилась к познаниям Эрвина с почтением, иногда спорила с ним даже по вопросам права – Эдичка никогда не посмел бы усомниться в медицинских знаниях Софии, единственное, что его выводило из себя, это когда София начинала учить его водить машину, вот тогда он мог действительно сказать что-нибудь резкое. София, правда, старалась помалкивать на этот счет, но иногда, когда Эдичка поворачивал не туда или нечаянно нарушал правила движения, все-таки не могла удержаться от лишних замечаний. Пылкой любви между ними никогда не было, они ведь обручились, когда Софии было уже сорок, и она в душе смирилась с одиночеством, предложение Эдички грянуло, как гром с чистого неба, и некоторое время она действительно чувствовала, по крайней мере, умиление или даже влюбленность, хотя понимала, что Эдичка видит в ней, в первую очередь, человека старше и умнее, на которого можно опереться – но что такое любовь, если не взаимная опора? Вот и их брак больше всего напоминал хорошо отлаженную машину, примерно такую, как «Москвич», на котором они сейчас ехали. Эдичка в этом контексте выполнял функции мотора, а София – рулевого механизма, в ее обязанности входила и смазка, поскольку Эдичке нравилось, когда с ним разговаривали тепло и сердечно. Был ли этот тон искусственным? Возможно, как в некотором смысле искусственна вся человеческая цивилизация, однако усилия, расходуемые на поддержание этой цивилизации, стоят того, ибо без них общество впадет в дикость. Единственное, о чем София жалела, что Эдичка не был тем собеседником, в котором она нуждалась, то есть, пока обсуждались экономические проблемы семьи, он мог иногда сказать и что-то дельное, но в искусстве, жизни и людях понимал мало, игра на скрипке вроде должна была доказывать, что и в Эдичке таится тяга к прекрасному, однако София знала, что это, скорее, маленький «театр», ибо из-под смычка Эдички выходило слишком много фальшивых нот.
Они доехали до станции, не встретив ни одного пешехода. София выбралась из кабины и прошла в деревянное здание, окошечко кассы было закрыто, она постучала, подождала какое-то время, постучала еще раз, и тут из заднего помещения выглянула Маали и, увидев Софию, радостно вскрикнула – София как-то извлекла у нее камень из мочеиспускательного канала, да так, что самой брызнуло в лицо. Эрвина Маали знала, но сегодня его не видела, правда, через десять минут должен был прийти последний поезд – может, брат приедет на нем? София кивнула и вышла на перрон, дождь перестал, было прохладно, но она не стала садиться в машину, Эдичка тоже вылез из кабины и присоединился к ней, они стояли под темным, в тучах, небом, вокруг поле, за полем лес, и только две пары рельсов у их ног напоминали, что они живут в двадцатом веке. Эрвин любил гадать, близко ли поезд, он даже опускался на колени, прикладывал ухо к шпалам и прислушивался, очень поэтично, а вот Эдичка был человеком прозаичным, просто стоял и переминался с ноги на ногу до тех пор, пока вдали