Он сделал все необходимые распоряжения. Если его убьют, она останется обеспеченной и ей не надо будет ни у кого ничего просить. Он поцеловал ее. Она прильнула к нему. «Не уходи – не бросай меня – пожалуйста!» – кричало ее сердце. Она знала, что не должна произносить этого вслух, не должна обременять его своей тоской.
– Я вернусь. Да, вернусь. К Рождеству. К тому времени война окончится. Ну, мне пора, пиши мне. Каждый день пиши! Я люблю тебя!
Его поезд ушел, а она еще долго одна стояла на перроне. Потом повернулась и отправилась домой.
Бад-Либенштейн
7 июля 1917
Мы в Либенштейне. Я так мечтала об этом – и что же? Утром мы идем пить воду, а все оставшееся время приходится помирать со скуки. В окружении замечательной природы здесь живут всевозможные несчастные люди. Они приехали сюда вовсе не для развлечений. Куда ни посмотри, каких только нет детей: у кого глаза совсем заплыли, у кого на веках большущие волдыри. Веселенькое место – курорт!
Вчера мы наблюдали, как луна входит в тень земли. Очень красиво.
Хенни Портен прислала мне обратно мою открытку. Большие холодные буквы – ее подпись.
Рядом с нашим отелем что-то строят, рабочие – пленные французы.
В то лето под золотистыми лучами солнца разлагались трупы. Непрерывный огонь тяжелых минометов удерживал людей в окопах, как в ловушках, – они не могли вынести погибших с поля боя. Крысы пировали, объедаясь кониной и человечиной.
17 июля 1917
Графиня Герсдорф, розовые ножки, мое сердце пылает огнем!
Я умираю от любви к ней, она прекрасна, как ангел, она – мой ангел. Я бы держала ее руку и целовала, целовала, целовала, пока не умру. Она не знает, как велика моя любовь. Она думает, что и мне, и Лизель она просто очень нравится. Но на сей раз это настоящая страсть, глубокая, глубокая любовь. Моя чудная графиня. Она так прекрасна.
Вчера я была с ней в парке. Иногда я чувствую легкое пожатие ее руки. Сегодня я даже не могла завтракать, так была взволнована, но Лизель настаивала, что мне надо поесть. Моя чудная обожаемая графиня сказала: «Пойди с ней и позавтракай». Она знает, что Мутти велит мне завтракать, я слушаюсь графиню, как собачка. Я поцеловала ее руку, на ней была мягкая серая лайковая перчатка, она сказала: «Малютка Лени, зачем же целовать эту грязную перчатку!» Она со мной на «ты» и еще зовет меня Марленхен, как я ее попросила. Она сказала: «Ты хочешь, чтобы мы были подружками, да?» Мы вместе были в Эйзенахе – божественно. Ко дню рождения своего мужа она купила серебряный медальон на длинной цепочке и приказала выгравировать на нем: «Кавалер, граф Харри фон Герсдорф». Она подарила мне цветок клевера, который сорвала сама, а потом вставила в серебряную рамочку под стекло. По дороге в Эйзенах поезд въехал в туннель, она взяла меня под руку и положила голову мне на плечо. Я тут же расцеловала ее руки от плеч до кончиков пальцев. Когда мы вынырнули из туннеля, она улыбалась. На обратном пути напротив нас сел молодой офицер. Она сказала: «Граф Визер, не так ли?» Он хотел представиться мне, но графиня