романтического авиатора: «белый шелковый шарф, развевающийся по ветру». В вызывающе безрассудной манере он покрасил свой фоккеровский моноплан с тремя моторами в ярко-красный цвет, чтобы англичане немедленно замечали его. Неприятель оценил эту браваду, окрестив его Красным Бароном. Совсем мальчишки, пилоты одноместных аэропланов, этих хрупких бумажных змеев, носились над землей, убивая других и погибая сами, – они-то и были самыми славными ребятами Первой в новейшей истории войны и таковыми пребудут впредь, сколько бы войн еще ни случилось. Единоборство, со времен старинных рыцарей, всегда было окружено ореолом галантного героизма. Молодые девушки из хороших семей не читали газет, а радио и телевидение еще не изобрели – только этими фактами можно объяснить отсутствие Красного Барона в девичьих дневниках Лены. Знай она о нем, ей было бы от чего терять голову – как двадцать восемь лет спустя при виде любого, кто носит на форме крылатую эмблему.
Именно тетушка Валли с маской скорби на бледном лице принесла Йозефине весть о гибели Луи. Именно она приняла в объятия пораженную ударом женщину, она бормотала обычные слова утешения, надеясь пробиться сквозь лед шока, она отвела Йозефину в спальню, уложила и укрыла большой периной, потому что знала: скоро холод проберет ее до мозга костей. Потом, в притихшем доме, она села дожидаться прихода детей.
В ту ночь Лизель плакала, пока не уснула, сжимая в руке фотокарточку отца. Лена отказалась верить услышанному. Тетя Валли не имеет права так ужасно лгать о таких серьезных вещах. Она сделала тетушке книксен и отправилась к себе в комнату. Лена не плакала. Дочери бравых солдат никогда не плачут.
За закрытой дверью спальни Йозефина убивалась в полном уединении. Когда она наконец вышла, вдовьи одежды обрамляли ее как крылья летучей мыши. Она туго вплела в косы дочерей черные ленты, пришила черные повязки на рукава их школьной формы, вывесила черный креп на большой парадной двери шёнебергского дома. Жизнь в военной Германии пустилась в пляску смерти.
Июнь 1916
Все умерли. Сегодня будут хоронить Фати. Мы с утра пошли не в школу, а на Мемориальное кладбище, побыть с Фати. Могилу для него только еще копали. Здесь ужасно скучно, единственный интересный мальчик на променаде – Шмидт.
Лени
Оставшись одна с двумя детьми, Йозефина совершенно растерялась. На вдовью пенсию не прожить. Скоро девочки вырастут из обуви – что тогда? Где она возьмет кожу в военное-то время? Даже если разрезать сапоги Луи для верховой езды, где взять денег на сапожника? И еда все скуднее. Продуктовые карточки стали самой большой ценностью. Йозефина проводила дни в очередях в надежде выстоять хоть что-то. К зиме 1916 года хлеб пекли из брюквы, мясной рацион составляли кости и требуха; молоко и сыр исчезли; вместо картошки была репа. Кофе – неотъемлемую часть уклада берлинской жизни – делали из земляных и буковых орехов. Эрзац во всем стал сущностью будней. В рабочих кварталах города женщины питались в складчину, устраивали коммунальные кухни, где за сорок пфеннигов каждый