хотел рассмеяться мальчишке в лицо, но вдруг осекся. Что-то защемило в груди и заныло в затылке.
– Боюсь, Джим, что нет для нас никакого обычного мира, – вместо него засмеялся Пат. – По крайней мере, пока. Тебе сколько дней от роду-то? Подонки тоже свежими бывают.
Нехорошо он засмеялся. Холодно стало Джиму от его смеха, хотя солнце палило и жарко было даже под крышей.
Пат и в самом деле оказался сдержанным парнем. Стоило им выйти из дворца и начать пробираться через какой-то то ли музей, то ли парк полуразбитых скульптур, как проводник словно забыл о собственной словоохотливости. Только когда где-то в отдалении за спиной раздался скрежет и надрывный звук мотора, остановился, прислушиваясь:
– Редко бывает, когда через одно зеркало сразу две порции ботов проскакивают. А уж на машине, так и еще реже. Я еще удивился, что зеркало не меркнет, продолжает мерцать. Не иначе какая-то новинка от самой игры. Но даже если это и по твою душу, Джим, лучше не нарываться. Ага… Слышишь? Остановились. Сомневаюсь, что они мертвяков в кузов грузят. Опять завелись. Поехали. С богом, кто бы вы ни были. Только не надо на меня так смотреть. Разворачиваться не будем.
– Я не на тебя смотрю, – ткнул пальцем в открывшийся между засохших деревьев горизонт Джим. – Что это?
– Это море, Джим, – ответил Пат. – Не настоящее, но большое. А там – чуть дальше – метромост. Бывший метромост. Не ходят поезда теперь по нему. Уже десять лет, как не ходят.
Толком разглядеть море удалось лишь через треть лиги, когда руины остались за спиной, и путников стала отделять от воды лишь полоса белого пляжа. Море лежало до горизонта неподвижным зеркалом, и цвет имело не привычно голубой или серый, а глубоко синий, едва ли ни ярче неба над ним. Только примерно в миле от берега, там, где из воды торчали железобетонные быки, поддерживая протянувшийся между далекими мысами железнодорожный мост, эта синева была разбавлена серой полосой. Джим поймал затылком ветер, который задувал с берега в сторону синей глади, удивился пустынности идеально белого пляжа, лишь какая-то серая колючка торчала из земли уже ближе к развалинам, и нагнулся, чтобы расшнуровать кроссовки, но прикосновение Пата остановило его. Мальчишка со вздохом достал из кармана приготовленную деревяшку и швырнул ее в воду. Деревяшка подпрыгнула, образовала в месте падения два или три круга волн, которые погасли через полметра, затем окуталась сизой дымкой, побелела, осыпалась золой и растворился в синей поверхности, не погрузившись в нее ни на палец.
– Десять лет назад из моря вышли уроды, – сказал Пат, – и оно стало таким. Теперь оно убивает все живое. А весь этот край превратился в Прорву. Потому что уроды все еще здесь. И не только они.
– Подожди, – остановился Джим. – Что значит – «стало таким»? Это ведь… всего лишь программный код!
– А ты уверен, что в реальном мире, – Пат махнул рукой куда-то в сторону, – море не программный код?
Они шли по берегу до полудня. Развалины