юные воины, коих было в большинстве, всегда в пылу битвы оставляли на ее теле столько синяков, сколько успевали до того момента, пока она не притворялась мертвой. Но Олга утешалась мыслью, что мальчишкам доставалось не меньше. Бывало, что припадок настигал ее в пылу битвы, и это только добавляло шишек и ссадин.
Образ дракона сопровождал Олгу с самого детства. Она хорошо помнила момент, когда впервые увидела этого легендарного змея. Однажды странный человек с жуткими глазами принес отцу эскиз для гравировки меча, кованного из странного серебристого сплава, – цветную миниатюру – небывалой красоты змею с тонкими перепончатыми крыльями, раскинутыми в стороны. Картинка заворожила ее своим великолепием. Отец тогда сказал, что “крылатые змеи бывают только в сказках и называют их драконами”, и что “они всегда плохие и много хорошего люда губят ни за что” и зачем-то добавил “лучше не связываться с такими зверями, как этот … человек”. Олга не поняла, что имел в виду отец, говоря о воине, а в то, что было сказано о змее, не поверила. Разве такое прекрасное создание может убить? Гадюка может, укусив и отравив своим ядом, а эта – вряд ли.
Олга, уродившаяся в отца и лицом, и умом, очень быстро и хорошо обучалась простейшим наукам: письму, чтению, счету.
В поселке жил знахарь, старик – белый, как снег, с удивительно голубыми глазами на холодном лице, ну самый настоящий колдун. В деревне его уважали, но побаивались, поэтому местная ребятня наведывалась к его избе на берегу реки с завидной регулярностью, заглядывая в окна, влезая в птичник, в общем, искали жертв “колдуна” – мертвяков или, на худой конец, магические клады. Однажды ватага сопливых по весне детишек забрались в сарай позади знахарского дома. Помимо груды мусора и рухляди они нашли трех издохших воронов, черных, как деготь, и распухших до неимоверных размеров. От них исходил такой жуткий смрад, что кого-то стошнило. Олга пошевелила одного из них сломанным черенком, да так и замерла. В мгновение ока птичья тушка оплыла бесформенной массой гнили и перьев. Тут нервы у всех дружно сдали, и ребятня с диким криком полезла из сарая, как крысы из горящего дома, и разбежалась в разные стороны. Олга так и осталась сидеть над распухшими птичьими тельцами. Припадок случился, как всегда, не вовремя. Знахарь, нашедший ее через несколько минут, оказался спокойным и добрым стариком. Угощал теплым отваром из шиповника с малиной и все сетовал, что проклятые вороны воруют из кладовой сухие смеси, а потом дохнут, где ни попадя. А на вопрос “деда, как же ты этакой пакостью людей лечишь?” ответил, что “даже самый смертельный яд в малых мерах служит во спасение жизни”.
Дружба одинокого старика и маленькой девочки стояла на том, что Олга доводила его до тихого бешенства бесконечными расспросами, когда знахарь составлял очередное лекарство или варил особо сложный декокт2. В глазах Олги знахарь был сказочно умен. Он много рассказывал Олге о травах, о людских хворях, о полезных свойствах некоторых металлов и ядов. И именно он посоветовал отцу девочки по