Посидел на скамейке. Никто не появился из воздуха, но этого мне и не хотелось. Все было со мной, во мне, рядом. И воспоминания, и чувства, и Óна, которой я мысленно все это рассказывал. Без слов. Она умеет слушать без слов, я это знаю. У дедушки слушателем был я, у меня – она, Óна.
Шло время, утро наполнялось шумом машин, мельканием пешеходов. Я все сидел на скамейке. Мне некуда спешить, понял я отчетливо и ясно, и, может быть, вот такие воспоминания – единственная моя оставшаяся возможность жить? Если хочу раствориться во времени, принести себя ему в жертву, то и нельзя отказываться от его одновременности. Одновременности всего, что было, есть и будет. Не зря я приехал, совсем не зря. Думалось и вспоминалось так легко, как будто наконец достиг цели, до этого мучительно недостижимой. Детства и юности хватит на всю оставшуюся жизнь. Оставшуюся? Я уже не делил время на прошлое и будущее. Наконец-то слился с ним, оно не длилось, а стояло или, точнее, простиралось передо мной одной беспрерывной линией, и каждая ее точка дрожала желанием выбора. Что же выбрать сейчас?
И тут, как всегда, живой человек внутри меня подсказал, что делать. А может, Óна? Я не удержался от улыбки.
В десятом классе, в моем наполненном любовью времени было это.
Я любил ее так, что вся остальная жизнь не имела смысла и чуть тлела, лишь поддерживая в себе это тление. Все притихло, застыло, замерло рядом с ней. Звали ее Аня, она была из Застенной, деревни за лесом, в пяти километрах от моей. Когда однажды Ани не оказалось дома, я не знал, куда себя девать, куда направить свой взгляд – мне хотелось только посмотреть на нее и почувствовать, что любовь не улетает в бездонную пропасть, а останавливается на ее лице и глазах.
Я приехал на мотоцикле в Застенную вечером, уже в темноте, и долго сидел возле ее дома в пустоте, не понимая, что делать. Мне сказали, что у Ани в Гомеле погибла в аварии сестра. Я знал только, что рядом с домом сестры есть небольшое озеро. До Гомеля сорок километров, я ехал прямо на луну, и это доказывало мне почему-то правильность того, что я делал. Да и не думал я при этом ни о чем. Через меня действовали силы, которые живут до человека, после человека, и человек лишь попадает в своей жизни под их притяжение.
В Гомеле я несколько часов разыскивал место, в котором есть озеро – останавливался, расспрашивал редких прохожих. Потом оказалось, есть улица Озерная, и я стал искать на ней дом, в котором горе. Я даже это использовал для поисков. Слепая сила уничтожила во мне все живое.
Аня вышла ко мне как сомнамбула уже под утро, когда я стучал и стучал в ворота, объясняя мужскому голосу за ними, что хочу лишь увидеть ее. «Поехали домой», – попросил я. Аню дернули за руку обратно за дверь, меня оттолкнули, сказав: «У людей горе, а ты со своей любовью», – и между нами опять выросли ворота. Наверное, меня стоило убить, но я этого не понимал. Несся по шоссе обратно, не моргая, истекая слезами.
Неужели в жизни вспыхивали чувства сильней, если я только сейчас вспомнил это? Я пошел в сторону Озерной. Вот и дом, такой же,