Алмазные буси. Го. sensey

делах в городе, привязывает к голове пакет с одеждой и ныряет за борт с криком: "Я вас догоню". Жиляев философски смотрит на мелькающий в волнах пакет с привязанной головой и отправляется в рубку.

      – Женька, ты дорогу до Астрахани знаешь?

      – Доплывем, река доведет.

      – А топлива хватит?

      – А черт его знает, загляни в бак.

      – Там на баке замок амбарный висит, а ключа нигде нет.

      – Ну-у-у, тогда не знаю. По дальним степя-я-ям Забайкалья-я. Бродяга судьбу проклиная, тащился…

         Слово "тащился" подхватывают еще несколько глоток. Никто уже не помнит слов, как и не помнят, отчего тащился бродяга. Но песня льется над рекой на три голоса.

      – И мать его тоже тащилась.

      – И брат его тоже тащился.

      – А батя его притащился-я-я!

         "Эй, на борту! – нас догоняет какое-то суденышко. – Топливо нужно?"

      – А хрен его знает, у тебя что лишнее что ли?

      – Да нет, тут какой-то хрен с пакетом проплывал, сказал вас дозаправить.

      – Знаешь, брат, никакой дозаправки на самом деле не существует!

      – А-а, ну-ну…

         Весело стучит движок, ему уж точно никакого дела: хватит нам соляры или нет.

      – Женька, а если что, ты движок починить сможешь?

      – Да ты что, я на судне первый раз.

      – Но штурвал уверенно держишь.

      – Да? Спасибо, а эта штука штурвалом называется? Славное море – Священный Байкал. Гей Баргузин, пошевеливай фал.

         В рубку входит, утомленный разделкой рыбы Анискин, Весь в крови с ножом в руках:

      – Не престало тебе отрок про Геев на борту петь.

      – Да я, дядя Олег, вроде про Байкал.

      – Это ты отцу рассказывать будешь. Фал ему, понимаешь, пошевеливай…

         За плечами у Анисимова Рыбвтуз, поэтому его слова на баркасе – закон. Хотя, глядя, как он ищет датчик топлива на этой допотопной посудине ясно, что… Олег трогает какие-то кнопки, рычажки и команды в один голос орет: "Верещагин, не заводи баркас!"