него обидеться (раз Люськи нет – думал, вместе домой пойдём), как вдруг увидел, что из замочка торчит ключ. И что-то сразу мне стало не по себе. Вот в чём дело: Гриша ничего никогда не забывает – недаром мне мать все уши прожужжала об его аккуратности. И если он оставил ключ нарочно…
Я отомкнул шкафчик, открыл дверцу и в непонятной тревоге уставился на образцовое Гришино хозяйство. Роба, двойные брезентовые рукавицы, ботинки, полотенце, мыльница, мочалка в целлофановом пакете… Всё на месте, всему свой крючок, своя полочка… В уголке вчетверо сложенная влажная тряпка – уходя, Гриша тщательно протёр шкафчик изнутри и снаружи.
Домой я возвращался почти бегом.
– Мать, Гриша пришёл? – крикнул я с порога, но увидел её лицо и осёкся. – Что случилось, мать?
– Ой, не знаю, Минька… – еле проговорила она, кутаясь в шаль, как в ознобе. – Что-то Мухтар весь вечер не по-хорошему воет…
Тут, точно в подтверждение её слов, пес завыл. Вой действительно был нехорош – такой же, каким Мухтар встретил Гришу три месяца назад.
Я сорвал с себя пиджак и, отшвырнув его, выбежал из дому.
– Осторожнее там, с Бехтерем! – умоляюще крикнула мне вслед мать, но я уже был на улице.
Обвёл меня Бехтерь, обвёл, как хотел! Испуганным прикинулся, голову заморочил, ерунды наплёл… Значит, не ерунда это была! Значит, что-то они с Гришей знали такое, чего я не знал! Ну, всё, Бехтерь! Если ты его хоть пальцем сегодня тронешь – уезжай из города, Бехтерь! Уезжай от греха подальше!..
На полпути к заводу вспомнил, что пропуск у меня остался в кармане пиджака. А, чёрт! Тогда придётся напрямик, через сквер… Вот будет номер, если дыру замуровали – собирались ведь замуровать…
Шёл второй час ночи, и сквер был пуст. Вдалеке на моей скамейке с крупно вырезанным словом «НАТАША» кто-то спал. Гриша? Всё может быть. На вокзале он уже ночевал – теперь вот в сквере… «Съеду с квартиры…» Чем же я его обидел, а?.. Впрочем, это был не Гриша. На моей скамейке под ослепительным, растворяющим темноту фонарём спал дядя Коля – сосед, тот, что когда-то сложил нам печку.
Я свернул с аллеи на тропинку, ведущую к заводской стене, и остановился. Кажется, я успел вовремя – Гришу ещё ждали. За высоким кустом самочинно разросшейся смородины спиной ко мне стоял какой-то человек. Он явно следил за проломом. Караулишь, да? Ну, я тебе сейчас покараулю!
Но тут, услышав мои шаги, человек беспокойно шевельнулся, и я перестал понимать, что происходит. В кустах смородины, наблюдая за дырой в стене, стоял – кто бы вы думали? – Гриша Прахов.
– Ну и какого чёрта ты здесь делаешь? – подойдя, негромко спросил я.
Гриша Прахов оглянулся и посмотрел на меня с вежливым удивлением.
– Простите?..
Я обомлел. Серого, льющегося со стороны аллеи полусвета вполне хватало, чтобы высветить Гришино лицо и положить на него тени. Но передо мной стоял не Гриша. Этот человек не притворялся – он в самом деле видел меня впервые. И одет он был по-другому: строгий серый костюм, белая рубашка, галстук…
– Извиняюсь… –