это время выступал из сонма духовенства соборный ключарь и подходил к священнику под благословение.
– Благослови, отче, ангела спущати в пещь.
Священник благословлял его, а диаконы брали у «халдеев» трубки с «плавучею травою» и огнем. Протодиакон же громогласно возглашал:
– Ангел же Господень спиде купно с Азарииною чадию в пещь, яко дух хладен и шумящ!
В этот момент сверху появляется ангел с крыльями, со свечою в руке и с громом спускается в «пещь».
При виде с громом спускающегося ангела «халдеи», которые очень высоко держали пальмовые ветки, разом попадали, а дьяконы опаляли их свечами.
Но скоро «халдеи» опомнились от ужаса, но еще боялись подняться.
– Товарищ! – заговорил первый «халдей».
– Чево? – спросил второй.
– Видишь?
– Вижу.
– Было три, а стало четыре…
– Грозен и страшен зело, образом уподобися Сыну Божию.
«Отроки» же между тем ухватились за ангела, два за крылья, а один за левую, конечно, босую ногу. Затем ангел стал подниматься вверх вместе с отроками, а потом сбрасывал их в «пещь» обратно.
Протодиакон снова читал «песнь отроков»; отроки тоже опять пели в «пещи», им вторили дьяки правого, потом левого клироса.
«Халдеи» между тем поднялись с полу, зажгли свои свечи и стояли уничтоженные, с поникшими головами. Они были посрамлены.
А с клиросов неслось стройное пение… «благословите, трие отроцы!».
Ангел снова спускался в пещь «с громом и трясением», а «халдеи» в ужасе падали на колени.
Наконец, ангел совсем улетал, и тогда «халдеи», ободренные этим, подходили к «пещи», отворяли ее, в удивлении стояли без шлемов, давно валявшихся на полу, и вели такой разговор:
– Анания! Гряди вон из пещи!
– Чево стал? – говорил второй «халдей».
– Поворачивайся! Не имет вас ни огонь, ни солома, ни смола, ни сера.
– Мы чаяли, вас сожгли, а мы сами сгорели!
Тогда «халдеи» сами брали «отроков» под руки, выводили из пещи одного за другим, снова надевали на себя шлемы, брали в руки свои трубки с «плавучею травой» и огнем и становились по обе стороны отроков.
Затем протодиакон возглашал многолетие царю, всему царствующему дому и властям.
После славословия протодиакон вместе с «отроками» входил в «пещь» и читал там Евангелие.
Так кончалось «пещное действо».
Прозоровские возвращались домой, когда было еще совсем темно. Свет от факелов и фонарей, сопровождавших кареты и пешеходов, возвращавшихся из собора по домам, освещал иногда внутренность кареты Прозоровских и бледное личико княжны. Она сидела с закрытыми глазами, и отец думал, что она, утомленная продолжительной службой, дремлет.
– Батюшка! – вдруг произнесла она. – Ты так и не говорил с государем?
Он даже вздрогнул от неожиданности.
– Нету, дитятко, – отвечал он, – когда же было? Действо шло… Вот ужо, на смотру.
Девушка опять закрыла глаза. Факелы опять по временам освещали ее бледное, грустное личико.
«Оо-хо-хо! –