а стало еще холоднее. Он быстро надел бушлат, надеясь по ходу прогреть и просушить его собственным телом, и, постанывая, пошел вперед.
Небо на востоке уже розовело, и в зарослях вовсю стрекотали какие-то птицы, явно радуясь тому, что вот, еще четверть часа – и этот невыносимый дубак закончится. Отец Василий брел сквозь хрусткий камыш, изо всех сил оберегая ногу и старательно огибая мокрые места. Но получалось это не всегда. Здесь волжская весенняя вода выходила на пологий берег напрямую, порой начисто покрывая собой все, кроме редких, поросших тальником возвышений. И тогда он, плюнув на все, побрел напрямую, как есть, а хлюпанье сапог по воде и хруст камыша слились в одну монотонную, нескончаемую песню.
Когда он наконец увидел еду, солнце уже шпарило вовсю, а бушлат почти полностью просох. Еда стояла в миниатюрном заливчике, на мелководье, и слабо шевелила жабрами и плавниками. Отец Василий примерился. Рыбина была килограмма на два – два с половиной. Как она проделала долгий путь сквозь камышовые дебри, оставалось загадкой, да это и не было важным. Главное, деться ей из этой лужи было решительно некуда.
Священник потеребил в руках ружье и решительно отставил его в сторону, оперев на гибкий ивовый куст. Шуметь не стоило, да и дробовой заряд наверняка разнес бы нежнейшее мясо. Он осторожно снял и положил на те же ивовые ветки бушлат и приготовился.
Рыба стояла на том же месте.
На цыпочках, осторожно опуская в воду носки сапог, отец Василий сделал четыре шага и замер.
Она плавно повела хвостом.
Он сделал еще один шаг.
Она не возражала.
И тогда он бросился вперед, и в тот самый миг, когда его руки коснулись воды, рыба прыгнула ему навстречу и, обдав лицо веером брызг, исчезла.
Отец Василий вздохнул и начал поочередно выдергивать руки из холодного вязкого ила. Уплыть далеко она не могла. Некуда здесь было уплывать.
Успокоив дыхание и оглядевшись, отец Василий обнаружил злодейку на противоположной стороне лужи. Она стояла в той же самой позе и так же размеренно, можно сказать, равнодушно, прокачивала воду сквозь жабры.
История с поимкой повторялась еще восемь или десять раз. Священник вымок до нитки, случайно зацепил ружье и бушлат и сдернул их в грязную, взбаламученную воду и, наконец, просто замерз. И только каким-то шестым чувством осознав, что эту тварь надо брать не на упреждение, а просто дуром, внагляк, он смог ухватить ее за скользкую, гладкую чешую и, рыча от ненависти и голода, вытащил на берег.
Она действительно была красавицей, пусть и не такой, какой казалась в воде, но весьма и весьма аппетитной. Отец Василий огляделся, затем прислушался и, не обнаружив ничего подозрительного, кинулся шарить по карманам. Где-то здесь должна была валяться дешевая китайская зажигалка.
В карманах ничего не было.
Он еще раз обыскал каждый уголок одежды, прощупал подклад бушлата, но все было бесполезно. Зажигалка исчезла.
Он застонал и, обхватив голову руками,