Он был настолько высококлассно построен, что у отца Василия даже промелькнула веселая мысль, а не планируют ли разместить на этой косе выставку достижений народных умельцев.
Он огляделся по сторонам. На темно-красных тальниковых ветках болтались на ветру маленькие цветастые ситцевые трусики и такая же миниатюрная маечка.
Священник прокашлялся, машинально поправил сползшие брюки и огладил бороду. «Грязный я, поди, как шахтер после смены!» – мелькнула досадливая мысль. И в следующий миг он получил такой удар по голове, что рухнул на песок, мигом забыв и про трусики, и про маечку, и про бороду.
Сверху мелькнула черная тень. Священник охнул, извернулся и откатился в сторону, отметив, как мощно, как умело нанесен и этот пришедшийся мимо удар толстенной дубиной. Он вскочил, поставил блок и в следующий миг оседлал своего мелкого, но верткого противника.
– Ты?!
Под ним, собственной персоной, лежал усть-кудеярский мулла Исмаил.
– Ты?! – выдохнул в ответ мулла. – Ах ты, гнида! Выследил?! Дер-жи!
Священник получил режущий удар в лицо и откинулся назад. Так его не били уже давно.
– Ты что делаешь?! – возмутился он и тут же заработал второй удар – ногой в лицо.
Он зарычал, вскочил, кинулся на мелкого, верткого муллу, мечтая сломать его тщедушное тельце между пальцев, но его все били и били, то руками, то ногами, а то и той самой дубиной.
Священник схватил ружье, взял себя в руки и принялся отбивать удары то прикладом, то стволом. Но справиться с этим в буквальном смысле слова пронырливым субъектом было непросто. Мулла проскальзывал меж его рук, словно налим в ладонях, р-раз – и нет!
Только минут через десять напряженного, суматошного сражения, потеряв отброшенное муллой куда-то в воду ружье и заработав еще с десяток хлестких ударов, отец Василий поймал-таки мерзавца за ногу, повалил на песок и навалился на него сверху всеми ста двадцатью килограммами живого веса.
– Что, попался, гаденыш?! – задыхаясь и торжествуя, спросил он.
Исмаил кряхтел, вертелся, но поделать ничего не мог.
– А я-то думаю, чьи это трусики цветные на ветке качаются? – мстительно продолжил священник. – Никак русалочка на выданье на бережок выползла.
Исмаил с ненавистью посмотрел ему в глаза, но деться было некуда, приходилось выслушивать.
– А потом смотрю, не-ет, это же Исмаилушка трусики сушит. Поди, обделался, пока от бугровцев бежал.
Мулла буквально побагровел от ярости и натуги.
– Ну, что, Исмаил Маратович, – уже серьезнее продолжил отец Василий. – Тебя отпускать или предпочитаешь еще подо мной полежать? Давай решай, что тебе больше нравится?
– Отпусти, – прохрипел мулла.
Отец Василий откатился в сторону и сел. В ноге стреляло.
Исмаил вскочил и заметался по берегу, срывая развешенную на кустах свежепостиранную одежду.
– Фашист! – прошипел он.
– Сам дурак, – парировал батюшка.
– Недоносок!
– Это