разрешения было непросто. Правда, я бы не назвал охранника особо ретивым и полезным. Его роль выполнял худой мужчина средних лет, один глаз которого был закрыт бельмом. Заметив Лелю, показавшую пластиковую карточку пропуска, он чуть заметно кивнул ей и открыл шлагбаум, пропуская нас внутрь. Приткнув машину на свободный пятачок, я проследовал за горничной к входу, где нам вновь пришлось продемонстрировать пропуск бдительному консьержу. Лелю он пропустил без проблем, а вот у меня потребовал документы. Расписавшись в журнале посетителей, я направился к лифту, и, когда кабинка взмыла вверх, оставив в желудке неприятное чувство, спросил:
– Что вы такое показывали?
Леля продемонстрировала запаянный в пластик пропуск с фотографией и фамилией, снабженный витиеватой вязью, складывающейся в название жилого комплекса.
– Это пропуск для прислуги, – сказала она. – Такой есть у всех, кто приходит сюда убираться постоянно.
– У Ксении убирались вы?
Леля кивнула.
– На самом деле работы было немного. Ксюша редко сидела дома. Я приходила трижды в неделю. Иногда даже дважды, а порой не приходила вовсе, когда ее не было дома, – пояснила она, и в ее голосе я впервые услышал извиняющиеся и даже какие-то жалкие нотки. – Лариса Игоревна совершенно права: Ксения была совершенно неприспособленна для ведения хозяйства самостоятельно. Она ничего не умела, но при этом за ней не приходилось собирать вещи по всему дому. Разве что вот посуду она не мыла по нескольку дней. Но одежду убирала в шкаф, а белье стирала самостоятельно.
– Думаю, что не в тазу, – невесело улыбнулся я. Леля не ответила, поскольку лифт остановился на последнем этаже. Мы вышли и направились по гулкому коридору, окруженные неприятной тишиной. Леля подошла к тяжелой двери, сунула ключ в замочную скважину и потянула створку на себя, вновь пропуская меня вперед.
Я вошел. Меня встретили тишина и затхлый запах непроветриваемого помещения. К моему удивлению, Ксения жила не в пентхаусе, хотя квартира оказалась довольно просторной, почти в два раза больше моей. Дизайнер сделал из нее большой лофт: стильный, но почему-то неуютный из-за серых стен, фрагментарно облицованных белым фальш-кирпичом и украшенных яркими полотнами без рам. Первое, что мне бросилось в глаза, были огромные, в пол, окна, которые не открывались.
– Как же она умудрилась выпасть? – удивился я.
Леля повела подбородком вправо, и там я увидел обычное окно, с двумя распахивающимися створками, светлым мраморным подоконником, переходящим в барную стойку и мойку со столешницей. Под окном лежала стильная трехногая табуретка с отломанной конечностью. С гардины свисала наполовину сорванная занавеска.
– Олег Юрьевич запретил здесь что-то трогать, – прошелестела Леля.
– Очень мудрое решение, – похвалил я и, сняв обувь, проследовал вглубь квартиры. Горничная осталась у дверей, подперла спиной стену и уставилась в пол, не пытаясь мне помочь или помешать.
Первым делом я осмотрел кухню, внимательно